Прекрасная и неистовая Элизабет

Было так же темно и пасмурно, Элизабет шла по той же заснеженной дороге. Она испытывала то же беспокойство при возвращении в гостиницу, что и в первый раз, когда она убежала из объятий Кристиана, пытаясь при этом сохранить спокойное выражение лица. Но раньше только родители могли упрекнуть ее в том, что она поздно возвращалась, теперь же ее ждал муж. Муж, которого она любила и которому сегодня вечером она действительно изменила. Время, проведенное ею на ферме, как бы составляло отдельную жизнь, включенную в ее собственную взрывом демонической страсти, не имеющей ничего общего с ее привычками, каким-то отдельным приключением, за которое она не могла отвечать, как за сон, о котором она забывала, встав с постели. Если она встретится с Кристианом завтра и послезавтра, как они договорились, она сделает так, чтобы Патрис ничего не заподозрил и не страдал. Но разве можно было любить одновременно двух мужчин: одного за его чистоту, другого — за чувственность и страсть. Ей так хотелось этого! Пока она сможет делать счастливым своего мужа, она будет сама счастливой. Лыжи легко скользили по проторенной дорожке. Ночной холод омывал ее лицо. Входя в гостиницу, Элизабет была чиста и свежа, разве что немного запыхалась.

В холле она столкнулась с Патрисом. Лицо его было искажено волнением.

— Наконец-то! — воскликнул он. — Я так беспокоился!

— Прости, дорогой! — пробормотала она. — Все получилось так глупо! Я хотела покататься на Рошебрюне, но не заметила, как пролетело время!

— Где ты была?

— О, это целая история! Подожди! Я хочу присесть: я так устала!

Она рухнула в кресло и, раздвинув ноги, оперлась на ступни.

— А если бы с тобой что-нибудь случилось? — продолжал выговаривать ей Патрис. — Ты же была одна!

— Да что ты! Катающихся полно. После Рошебрюна я пошла на Тур, потом поехала дальше на лыжах до канатной дороги на горе Арбуа. Поднялась наверх, скатилась до горы Жу, а потом с Планеле…

И странное дело: по мере того, как она все это ему плела, ложь превращалась для нее в подобие правды. Она видела себя катившейся по этим местам. Ей даже приходили в голову подробности, такие точные, что она сама словно бы только что вспомнила о них:

— На Арбуа было столько народу! А на Жу холод просто кусал лицо. Зато снег был отличный.

Подошла Амелия и вмешалась в разговор со знающим видом:

— Увидев, что тебя в пять часов еще нет, я сказала Патрису, что ты, вероятно, решила пойти на гору Арбуа!

— Я конечно, понимала, что ты беспокоишься, — нежно сказала Элизабет, — но удержаться от соблазна было невозможно.

Он наклонился к ней, словно хотел что-то сказать на ухо, и нежно поцеловал ее в шею. Она приняла этот поцелуй без малейшего стеснения.

В этот момент из буфета вышла Фрикетта. Собака с радостным лаем прыгнула на колени хозяйки, затем, заинтригованная, принялась обнюхивать ее свитер, шею, волосы. Элизабет показалось, что ее разоблачали. Она могла заморочить голову кому угодно, но не этому существу с чутким безошибочным нюхом. Она несколько раз пыталась оттолкнуть мордашку, пытающуюся дотянуться до ее лица. Тогда Фрикетта лизнула ее в подбородок, взглянув ей прямо в глаза: «Я знаю, где ты была, кого видела», — всем своим видом говорила ее любимица, виляя хвостом. Элизабет погладила ее по спине и спросила у Патриса:

— А чем ты занимался во второй половине дня, мой дорогой?

— Я работал.

— Успешно?

— Да, я доволен. Скоро сыграю тебе этот отрывок. Только тебе сейчас надо переодеться, ты, наверное, вся измокла.

Они поднялись к себе в комнату. Фрикетта последовала за ними. Избегая взгляда собаки, Элизабет дала своему мужу поцеловать себя.

ГЛАВА IV

Как и каждое утро, они позавтракали в постели, и Элизабет отдала мужу кусочек тоста со сливочным маслом. Пока он допивал свою чашку какао, она встала и накинула пеньюар.

— Ложись, — сказал Патрис.

— Так поздно? Ты с ума сошел!

— А чем ты намереваешься заняться?

— Пойду поздороваюсь с мамой.

— Да она наверняка еще спит!

— Вот именно. Я смогу пообщаться с ней наедине! Ты же сказал, что хочешь поработать утром. Так и воспользуйся моментом. Потом пойдем прогуляться в деревню.

— Я передумал, у меня сегодня нет желания работать, — сказал Патрис, протянув к Элизабет руки.

Это зовущее движение заставило Элизабет поскорее выйти из комнаты.

— Нет, — твердо сказала она. — Вот тебе бумага, ручка. Действуй!

Он взял все это с кислой миной.

— Ты не очень-то меня балуешь.

— Будь серьезным, — ответила она, взъерошив ему волосы надо лбом.

Он схватил ее за запястье и стал целовать ее пальцы, один за другим, приговаривая при этом:

— До, ре, ми, фа, соль…

Это была игра, которая раньше их всегда развлекала, но на этот раз Элизабет пришлось сделать над собой усилие, чтобы рассмеяться:

— Да ну же! Оставь меня, Патрис.

Но он потребовал свое.

— А теперь здесь.

Она дала ему свою ладонь.

— Вот так!

Элизабет склонилась над мужем и поцеловала его в нос.

— Дальше!

Она подставила ему губы.

— Ну вот, теперь ты можешь идти, — сказал он.