Прекрасная Катрин

– Чувства мессира Арно вас не касаются, мадемуазель, – грубо оборвал ее нормандец, – я давно служу госпоже Катрин, и ему это известно. А теперь извольте запомнить слова сторожевого пса: если вы хоть пальцем тронете госпожу де Монсальви, я убью вас вот этими руками.

Он поднес огромные кулаки к самому носу Мари, и девушка побледнела от страха. Но ненависть и гордость оказались сильнее, и она вызывающе бросила:

– А если… если я скажу моему кузену, что вы угрожали мне? Вы думаете, он стерпит?

– Стерпит! – отрезала Катрин. – Зарубите это на носу, дорогая моя! Арно не только ваш кузен, он мой супруг. И он любит меня, любит, слышите? И будет любить всегда, хотя бы вы изошли слюной из ревности и ярости! Он не станет колебаться, выбирая между вами и мной. Говорите что хотите, поступайте как вздумается, только знайте, что, если понадобится, я смету вас с моего пути. Посмотрим, кто одержит победу. Пойдем, Готье, нас ждут!

Презрительно пожав плечами, Катрин оперлась о руку нормандца и направилась к лестнице.

– Будьте осторожны, госпожа Катрин, – сказал Готье с тревогой. – Эта девка ненавидит вас. Она способна на все, даже на самое худшее.

– Я надеюсь на тебя, друг мой! Оберегай меня. Под твоей защитой мне нечего опасаться. Я убеждалась в этом много раз.

– Все-таки остерегайтесь! Я буду рядом, но она может заманить вас в ловушку. Надо предупредить Сару. Боюсь, даже нас двоих мало, чтобы уследить за этой змеей…

Катрин не ответила. Несмотря на показную уверенность, она ощущала тревогу и почти страх. Готье был прав: с такой ядовитой гадиной, как Мари, следовало быть настороже. Кто мог сказать, в какой момент тварь набросится, чтобы укусить? Однако молодой женщине казалось, что, выказав испуг, она лишится половины своих оборонительных средств.

До поздней ночи солдаты Бернара-младшего трудились, чтобы превратить старый двухсотлетний замок хоть в некое подобие уютного жилища. К счастью, в обозе Арманьяка нашлось достаточно ковров, покрывал, простыней и прочих вещей, необходимых для комфортной жизни. Вскоре удалось привести в порядок большую залу на первом этаже и три спальни на втором. Большие деревянные кровати, на которых могли бы без труда разместиться пятеро человек, были застелены матрасами и выложены подушками; стены задрапированы тканями. В одной спальне устроились Арно и Катрин, вторую отдали Изабелле де Монсальви, Саре и младенцу, в третьей поселили Мари и старую Донасьену, которая не пожелала расставаться со своими господами. Бернар и его люди разбили лагерь в громадном дворе. Что до дряхлого сира де Кабана, то он никогда не жил в замке, предпочитая ему донжон, где для него была устроена комната. Именно поэтому здесь царило такое запустение, а главная зала, отведенная для солдат гарнизона, поражала необыкновенной грязью. Однако нескольких громогласных приказов Бернара оказалось довольно, чтобы совершилось маленькое чудо. Замок преобразился. Арно также не терял времени даром: Катрин слышала, как он бешено понукал солдат, обходя оборонительные сооружения. В крепости были запасены дрова, и потому в первый же вечер удалось протопить все камины.

Когда Катрин наконец вошла в спальню, где ее поджидал муж, она валилась с ног от усталости. И на душе у нее было пасмурно. Она без сил опустилась на узкую каменную скамеечку, стоявшую в амбразуре окна, блуждая взором по двору, где полыхали костры – солдаты готовили себе ужин. Пламя отбрасывало зловещие блики на повешенных, которые качались на цепях прямо над шелковыми роскошными палатками, предназначенными для Бернара и его рыцарей. Молодая женщина, вздрогнув, плотнее закуталась в меховую пелерину.

– Что ты делаешь, Катрин? – спросил Арно, не поднимаясь с постели. – Отчего не идешь ко мне?

Она ответила не сразу. Как зачарованная, смотрела она на бук, ставший виселицей для пяти несчастных, ощущая невероятную усталость от жизни, где на каждом шагу сталкивалась со страданием и жестокостью. Сколько крови! И нет ей конца! Люди превратились в зверей, и даже красота природы была бессильна стереть следы их злодеяний. В этой крепости, в которой она надеялась обрести счастье и покой, ей вновь грубо напомнили о безжалостном времени, о войне, где жизнь человеческая не стоила почти ничего. Как грезить о любви и мире под сенью виселицы?

– Эти повешенные, – сказала она, – нельзя ли…

Из-за цветных занавесок кровати показалась сначала голова Арно, а затем и все его обнаженное смуглое тело. Он всегда ложился спать нагишом. Решительно направившись к жене, он поднял ее обеими руками и быстро понес к постели.