Прекрасная Катрин

– Кто знает? – еле слышно пробормотал Жиль. – Я подумаю об этом. Эту партию вы выиграли, но не думайте, что так пойдет и дальше. У меня осталась ваша колдунья, и, если нам с ней не удастся договориться по-доброму, она заплатит за двоих. Коня, Пуату!

Паж, стараясь не смотреть на Катрин, подвел черного жеребца, которого конюший уже успел тщательно обтереть шерстяной перчаткой. Но шерсть его все равно блестела от пота, бока вздымались, а глаза были полубезумными. Жиль тяжело сел в седло, дал коню шпоры и помчался в сторону замка, не обращая внимания на остальных охотников. Анна де Краон направила Корригана к Морган, которую Катрин ласково оглаживала.

– Будьте чрезвычайно осторожны, – шепнула она, не шевеля губами, ибо за ней тенью следовал Роже де Бриквиль. – Нынче ночью запритесь на засов, Катрин, и никому не открывайте.

– Почему?

– Потому что сегодня хозяином Шантосе станет сам дьявол. Жиль потерпел неудачу и захочет отыграться…

В течение трех дней Катрин сидела взаперти в своей комнате. Жиль де Рец велел передать ей, что не желает ее видеть. Не заходила к ней и Анна де Краон, которую уложила в постель лихорадка. Удивительно, но все эти три дня замок казался погруженным в сон. В нем царила мертвая тишина. Даже подъемный мост не опускали, а слуги двигались бесшумно как тени. Катрин, решившись, спросила, что творится в Шантосе, у девочки-служанки, которая приносила ей еду.

– Не могу сказать вам, милостивая госпожа. Монсеньор Жиль заперся вместе с приближенными в своих покоях, и заходить туда запрещено кому бы то ни было под страхом смерти…

Служанка, круглая розовая бретоночка, говоря это, испуганно озиралась. Казалось, она боится, что слова, которые она произносила еле слышно, проникнут сквозь толстые стены замка и достигнут ушей Жиля де Реца.

– А что с госпожой Анной? – спросила Катрин. – Как ее здоровье?

– Не знаю. Она также не выходит из своих апартаментов и пускает к себе лишь фрейлину, госпожу Алиенор. Прошу простить меня, милостивая госпожа, мне нельзя задерживаться здесь.

Маленькой служанке явно не терпелось уйти, и Катрин не посмела выспрашивать ее дальше. Мысль о Саре причиняла ей невыносимые страдания, и она приходила в отчаяние от невозможности что-либо узнать. Но что могла она предпринять, сидя взаперти? Она иногда слышала за дверью тяжелые шаги вооруженного часового, а это означало, что к ней приставили стражу.

Вечером четвертого дня в замке заскрежетал ключ, но на сей раз в комнату вошла не камеристка. На пороге стоял Жиль де Силле, правая рука Жиля де Реца, которому он приходился кузеном. Они были одного возраста, но совершенно непохожи внешне. Низкорослый и коренастый Жиль де Силле с его мощными плечами и выпирающим брюшком не обладал изяществом и кошачьей грацией, которая отличала хозяина Шантосе. Лицо со вздернутым носом было красно-кирпичного цвета, и на нем выделялись бледно-голубые глаза, холодные и, казалось, лишенные всякого выражения. На нем были фиолетовые штаны и колет цвета бычьей крови с вышитым золотой нитью львом. Костюм его не поражал элегантностью, и самым заметным предметом туалета был прицепленный к поясу внушительных размеров кинжал. Расставив ноги и засунув большие пальцы рук за пояс, Жиль де Силле не двигался с места, надменно задрав подбородок. Когда же Катрин, пожав плечами, повернулась к нему спиной, он расхохотался.

– Хочу показать вам кое-что, – сказал он наконец, – выгляните-ка во двор…

Катрин уже закрыла внутренние ставни. На дворе давно стемнело, да и весь этот день – день Праздника всех святых[6] – был таким унылым и печальным! Когда она открывала окно, в комнату длинными желтыми языками вползал туман и заполнял ее запахом гнилой воды и прелой травы. Катрин не позволяли выходить даже в часовню, к мессе, и она целыми днями сидела, забившись в углу, как измученный продрогший зверек. Медленно она подошла к окну и распахнула ставни. Двор был освещен множеством факелов; огненные блики, пробившись сквозь ромбики в свинцовой оправе, заплясали на лице Катрин. Отворив окно, она выглянула вниз. Солдаты с факелами в руках стояли плотной цепью, и под их присмотром крестьяне стаскивали охапки дров и вязанки хвороста к деревянному столбу, выкрашенному в черный цвет. К столбу были прикреплены цепи. С криком ужаса Катрин, побледневшая как полотно, отпрянула от окна. Ее растерянный взгляд упал на насмешливое лицо сира де Силле.

– Именно так! Жиль решил, что завтра, в день поминовения мертвых, у нас будет еще один мертвец… мы развеем в дым вашу домашнюю колдунью…

– Это невозможно! – прошептала Катрин, обращаясь скорее к самой себе, чем к незваному гостю. – Это невозможно! Он не может так поступить!

– Еще как может! – грубо расхохотался Силле. – Ваша колдунья оказалась обыкновенной дурой. Будь она похитрее, так успела бы попросить защиты у демонов. Но вы, по крайней мере, будете утешены тем, что увидите все собственными глазами…