Прекрасная Катрин

Она приготовила для Катрин и Сары спальню на третьем этаже, расположенную прямо под выступом высокой остроконечной крыши дома. Окна спальни выходили в сад. В комнате напротив была детская. Большую часть длинной узкой комнаты занимала огромная кровать, в которой при желании можно было разместить трех-четырех человек. Она была задрапирована синей саржей. Комната понравилась Катрин; в Дижоне, в доме дядюшки Матье, они с сестрой Лоизой занимали очень похожую спальню. В любом случае, здесь было тихо и спокойно, а Катрин сейчас более всего нуждалась в отдыхе. В течение двух дней она почти не покидала постели, отсыпаясь после изнурительного, трудного путешествия, и открывала глаза, только когда ей приносили еду. Она так устала, что ей казалось, будто она может проспать целую вечность. День и ночь слились в одно, и она едва замечала появления Сары, которая, скользнув под одеяло, ложилась рядом. Никогда прежде, даже в дни, когда пришлось пешком добираться до Орлеана, не чувствовала она себя такой разбитой. Сказывалась почти семимесячная беременность.

Наконец, утром третьего дня ее разбудили детские голоса. Их пение раздавалось так близко, что слова без труда проникали в ее еще замутненное сознание.

Мою любовь я не забуду,
Узрев далекие края.
Ей верен я везде и всюду,
Тому порукой – честь моя.

Дети выводили старинную любовную песню, которую Катрин хорошо знала, так звонко и трогательно, что в ней зазвучала какая-то особая, юная и наивная прелесть. Не открывая глаз, Катрин закончила куплет:

И подтверждают песнь моя и слово,
Что счастия не нужно мне другого.

– Ты помнишь, когда в последний раз пела? – послышался рядом голос Сары.

Катрин, разомкнув веки, увидела, что цыганка сидит на полу у кровати, поджидая ее пробуждения, как делала в течение многих лет. Сара улыбнулась. Она перестала походить на измученное затравленное животное, и эта улыбка была первой после бегства из Шантосе. По-видимому, в доме мэтра Жака кормили вдоволь, и смуглые щеки цыганки слегка округлились.

– Нет, не помню, – ответила молодая женщина, садясь на постели, – но, кажется, очень давно. Эту песню мы пели с Маргаритой де Кюлан, когда проводили бесконечно долгие часы за вышиванием в покоях королевы Марии. Помнится, написал эту песню мессир Ален Шартье, придворный поэт. Вот что, помоги мне привести себя в порядок и одеться. Я чувствую себя превосходно.

Двухдневный сон действительно пошел Катрин на пользу. Откинув одеяло, она спрыгнула с кровати с такой легкостью, как будто ей было шестнадцать лет. Умываясь, она спросила:

– Есть новости от мессира де Сентрайля?

– Нет, никаких! Мессиру Керу удалось только узнать, что капитан позавчера выехал из города в сопровождении нескольких человек, заявляя во всеуслышание, что намеревается поохотиться.

– Дай бог, чтобы он поспел вовремя… и чтобы с моим повелителем не случилось несчастья…

Она взглянула на себя в зеркало из полированной меди, висевшее на стене, потом обернулась к Саре. Глаза ее были полны слез.

– Я хочу быстрее закончить с туалетом, а потом пойти в церковь и помолиться за Арно.

– При свете дня? Ты с ума сошла. Мэтр Кер настоятельно просил тебя не выходить из дому. Слишком много людей могли бы узнать тебя в этом городе.

– Это верно, – грустно промолвила Катрин, – я забыла, что остаюсь в какой-то мере пленницей.

В комнате напротив дети затянули еще одну песню, но теперь к ним присоединился мужской голос, такой басистый, что напоминал звучание большого колокола. Однако колокол этот заметно фальшивил.

– Господи! – воскликнула Катрин. – Кто это?

– Готье, – ответила Сара, смеясь. – Он подружился с детьми, которые его обожают и виснут на нем. Нормандец часто к ним заходит, когда они сидят с гувернером.

– Черт возьми! У них есть гувернер? Никогда бы не подумала, что наши друзья живут на такую широкую ногу.

– По правде говоря, – сказала Сара, беря в руки гребень и начиная расчесывать волосы Катрин, – это довольно странный гувернер. Такой домосед, что никогда не выходит из комнаты, а по саду прогуливается только по ночам.

– Ты хочешь сказать, что не мне одной приходится скрываться в этом доме?

– Разумеется! Похоже, мессир Кер задался целью собрать всех, кого преследует мстительный Ла Тремуйль. Поэтому в доме его кого только не встретишь! А этот пресловутый гувернер – не кто иной, как мэтр Ален Шартье собственной персоной. Ла Тремуйлю не понравилась его «Песнь освобождения», написанная во славу Жанны, и теперь поэту приходится скрываться, чтобы спасти свою жизнь.

– Стало быть, в опалу можно попасть за похвалу Деве?