Прекрасная Катрин

– Это пройдет, – вмешалась Сара, – вспомни-ка… – Она тут же прикусила язык и не произнесла слова, готовые сорваться с языка, ибо чуть было не напомнила Катрин о маленьком Филиппе, сыне герцога Бургундского, который умер на четвертом году жизни в замке Шатовиллен. Это было бы величайшей глупостью, и Сара мысленно обругала себя. Однако Катрин поняла ее и, нахмурясь, инстинктивно прижала к себе новорожденного. Это был сын человека, которого она любила всеми силами души! Она сумеет защитить его и уберечь, она никогда не отдаст его смерти! Меж тем потревоженный младенец проснулся и тут же громогласно заявил о своем существовании. Маленький ротик широко раскрылся, крошечный нос сморщился, и раздался вопль, доказывающий мощь его голосовых связок.

– Клянусь кровью Христовой! – воскликнул Арно. – Ну и легкие у этого плута!

– Должно быть, хочет есть, – отозвалась Сара. – Сейчас дам ему теплой водички с сахаром. Придется ему подождать, пока появится молоко. И Катрин тоже надо напоить. А потом пусть она поспит. Сейчас сон для нее главное.

Катрин и сама мечтала об этом. Однако первое мгновение радости уже прошло, и, вспомнив о том, что случилось, она свободной рукой потянула к себе Арно, который тут же приник к ней, словно желая заслонить собой от всех опасностей.

– Скажи, чем кончилось сражение?

– Мы победили… некоторым образом… Я хочу сказать, что пока мы в безопасности… благодаря пленнику, которого захватили. Вон, взгляни!

В самом деле, по ту сторону костра, ближе к выходу из пещеры, Катрин увидела незнакомого человека, которого охраняли огромный Эскорнебеф и двое других гасконцев. Высокий, худой, острый, словно рапира, он был одет в красное с головы до ног. На узком лице с надменным подбородком и чувственным ртом больше всего выделялся большой орлиный нос. По виду ему можно было дать лет сорок, и в его черных длинных волосах уже пробивалась седина. Он сидел на камне, скрестив длинные ноги, скучающе глядел в огонь и, казалось, был не слишком обеспокоен своим положением заложника.

– Кто это? – тихонько спросила Катрин.

– Родриго де Вилла-Андрадо собственной персоной… Мне удалось скрутить его во время боя, и, когда я приставил ему к горлу кинжал, сражение прекратилось. Это дикий зверь, но солдаты его любят. Мы привели его сюда, и теперь люди из замка не осмелятся напасть на нас, зная, что он у нас в руках.

В этот момент испанец, широко зевнув, слегка повернулся к Арно:

– Жаль огорчать тебя, Монсальви, но ты заблуждаешься. Люди из моего отряда хорошо меня знают, и им известно, что я не боюсь смерти. Они сделают все, чтобы освободить меня, и помешать им ты не сможешь, разве что заберешь меня с собой, если у тебя поднимется рука перерезать глотку безоружному. Ты обречен… Не забывай, что у тебя осталось только четверо бойцов, хотя двое из них стоят каждый троих.

– Это правда, – шепнула Сара Катрин. – Гасконцы почти все полегли, кроме сержанта и еще двоих солдат… В довершение ко всему у нас совсем нет еды.

– Иными словами, – закончила молодая женщина, похолодев от страха, – эта пещера для нас не столько убежище, сколько ловушка, которая вот-вот захлопнется.

Внезапно Катрин показалось, что своды нависают над ней, не давая дышать. Неужели всех их ждет смерть? И эта пещера станет могилой для только что родившегося сына Арно?

Тихий шелест женских голосов, вероятно, достиг ушей Вилла-Андрадо, потому что он вскочил и направился в глубь пещеры. За спиной его маячила огромная фигура Эскорнебефа.

– Сиди где сидел! – грубо приказал Арно.

– Отчего же? Мы вполне можем поговорить спокойно, а не перекликаться, как в лесу. Пока не поздно, постарайся понять, что положение твое совсем не такое хорошее, как тебе показалось, и что…

Он оборвал себя на полуслове, увидев Катрин в неверном свете факела, который по-прежнему держал в руках Готье, застывший возле молодой женщины, словно кариатида. Молодая женщина была бледна и измучена, но роскошные золотые волосы, разметавшиеся по одеялу, окружали ее голову светоносным ореолом. Саркастическая улыбка исчезла с лица испанца. В величайшем изумлении главарь наемников смотрел на Катрин, а Катрин смотрела на него… В темных глазах мужчины она прочла нескрываемое восхищение – однако и сама, не смея признаться в том, сочла его привлекательным. В этом угловатом худом лице больше всего поражал странный контраст между очевидной надменностью и взглядом, в котором сверкнула неожиданная теплота. Конечно, это был хищный зверь, как говорил Арно, но в нем сразу чувствовалась порода, и женская интуиция подсказывала Катрин, что такого мужчину женщины долго провожают взором. Но сейчас Родриго де Вилла-Андрадо с восторженным удивлением глядел на нее, а затем прошептал:

Майская роза! Нежная роза!
Сладостной прелести
Роза полна…
Дивная, нежная, благоуханная…

– Это еще что такое! – прорычал Арно, заслоняя собой Катрин и с ненавистью глядя на испанца. – Ты вообразил себя менестрелем и думаешь, что моей жене придутся по нраву твои дурацкие стишки?