Прекрасная колдунья

Хриплый смех вырвался из его горла. Пальцы в ее волосах скрючились, намотав пряди на кулак, он непреклонно потянул ее к себе. Его лицо оказалось так близко, что можно было сосчитать каждую ресницу, разглядеть слабые морщинки в уголках глаз и бледный шрам на щеке, обычно почти незаметный. Так близко, что чувствовалось, как его грудь при каждом вздохе упирается в ее груди.

Он весь был — крепкие мышцы и решимость, угроза и соблазн, и Джина вдруг поняла, что не готова к этому. Она словно упала с небес на землю, и этот переход от эйфории к опустошенности поразил ее. Эйфория была связана с надеждой, что Рон — именно тот человек, который обещан ей в пророчестве. А опустошенность пришла оттого, что он оказался именно таким, как говорила Элспет, — обыкновенным грубым солдатом, у которого не было на уме ничего, кроме войны и распутства!

— Милая! — снова пробормотал он, и это нежное слово скользнуло между ними как вздох.

Джина знала, что это слово часто произносят все мужчины. Но с Роном, в этой комнате и в этот момент оно прозвучало как-то особенно. Он приник к ней губами, мягкими и пахнущими вином, а язык раздвинул ее губы. Она уперлась руками ему в грудь, но, ощущая нежное прикосновение его языка, почувствовала, что уже не способна сопротивляться, и целиком отдалась поцелую. Его губы скользнули ниже и, пройдясь по изгибу шеи, сквозь тонкий шелк нашли ее грудь. Жаркое и влажное прикосновение его рта вызвало у нее дрожь, какой-то странный трепет во всем теле — одновременно и сладкий, и болезненный. Ее руки вцепились в его плечи, а голова невольно откинулась назад. Все вокруг исчезло в каком-то жарком тумане, а необычные, пронизывающие все тело ощущения заставили ее выгнуться и слегка застонать.

И тут же раздался осторожный стук в дверь; приглушенный голос Бьяджо окликнул ее. Он стоял там, за дверью, в темном коридоре и ждал!

— Благородный сэр… уже поздно… мне пора идти… — забормотала она, пытаясь высвободиться из объятий Рональда, но он крепко держал ее; его затуманенный взор остановился на ее лице с какой-то дремотной мечтательностью.

С внезапной силой, рожденной отчаянием, Джина изогнулась и высвободилась из его объятий, оставив шелковую сорочку в его руке. Она спрыгнула с кровати и обернулась. Сонные глаза Рональда были мутны — казалось, он смотрит, но не видит ее. Потом они закрылись, веки плотно сомкнулись, голова медленно откинулась назад, и он глубоко вздохнул.

Голая и дрожащая, Джина стояла рядом с кроватью, готовая при малейшем его движении убежать. Но Рон спал: опий все еще действовал. Ее пурпурную сорочку он крепко сжимал в кулаке. В дверь опять постучали, на этот раз громче и настойчивее.

— Джина!..

— Иду, иду.

Оставив свою сорочку в его руках, она схватила остальную одежду, кое-как натянула ее и, прихватив туфельки с крошечными бубенчиками, метнулась к двери. Благословляя густую темноту в коридоре, Джина выскользнула из комнаты и закрыла за собой дверь.

— Как ты долго! — проворчал Бьяджо, оказавшись рядом с ней. — Все еще спит?

Не глядя на него, она кивнула головой.

— Да, и у него будет ужасная головная боль, когда проснется.

Шумный смех донесся до них из общей залы внизу.

— Пошли, — сказала Джина. — У нас есть еще одно дело.

Было жарко и душно. Голова болела. Рон поднял левую руку ко лбу, и на лицо его внезапно упал гладкий шелк, надушенный и прохладный. Резко открыв глаза, он увидел, что сжимает в кулаке какую-то красную шелковую рубашку. Жидкий утренний свет проникал сквозь открытое окно и дрожал на тонкой ткани.

Рон нахмурился. Не было ни шелковых стен, ни подушек с золотыми кисточками, ни бронзовых кувшинов и кубков… ни женщины. Он повернул руку, разглядывая мягкую шелковую сорочку в кулаке, и ничего не мог понять. Где он? Что произошло?.. С проклятьями он сел на постели, но тут же застонал от боли, вызванной этим резким движением.

Глаза его привыкли к полумраку, и Рон узнал комнату в трактире. Но ведь он совсем недавно сидел на удобном раскладном стуле, глядя на девушку, расположившуюся у его ног на персидском ковре, пил с ней вино… Неужели он выпил так много, что не помнил уже, как вернулся назад? Господи, неужели он был таким дураком?!

И тут на него нахлынули и другие воспоминания — такие приятные, что он на минуту забыл о раскалывающейся голове. Черные шелковистые волосы, мягкая кожа, нежные груди…

— О, черт! — тихо выругался Рон.

Но где же эта девушка? Ведь только что она лежала рядом с ним, он все еще ощущал вкус ее поцелуя на губах…

Рон резко вскочил с постели, но от этого неосторожного движения голова у него закружилась, и он со стоном снова сел, схватившись за виски. Шелковая сорочка упала, скользнув по его голым бедрам. На нем не было ничего, но когда и как он сумел раздеться, Рон совершенно не помнил. Кое-как он натянул на себя белье. Голова раскалывалась еще больше, чем прежде. И только несколько мгновений спустя он уловил, что из-за закрытой двери доносится чье-то тяжелое сопенье.

— Эй, кто там? — крикнул он и был не слишком удивлен, увидев, как в приоткрытую дверь пролезла рыжая голова Брайена.