«Неделю назад сыграли мы свадьбу барона Геккерна с Гончаровой. На другой день я у них завтракал. Их изящно обставленный дом мне очень понравился. Тому два дня был у старика Строганова (посаженого отца) свадебный обед с отличными винами. Таким образом кончился сей роман а-ля Бальзак, к большой досаде С.-петербургских сплетников и сплетниц», — радовался Александр Карамзин, а Софья Карамзина писала, что ее братья «были ослеплены изяществом квартиры, богатством серебра и той совершенно особой заботливостью, с которой убраны комнаты, предназначенные для Катрин». Старшая сестра Натальи Пушкиной, ставшая баронессой де Геккерн, была действительно счастлива: «Теперь поговорю с вами о себе, но не знаю, право, что сказать; говорить о моем счастье смешно, так как, будучи замужем всего неделю, было бы странно, если бы это было иначе, и все-таки я только одной милости могу просить у неба — быть всегда такой счастливой, как теперь. Но я признаюсь откровенно, что это счастье меня пугает, оно не может долго длиться, я это чувствую, оно слишком велико для меня, которая о нем не знала иначе как понаслышке, и эта мысль — единственное, что отравляет мою теперешнюю жизнь, потому что мой муж ангел, и Геккерн так добр ко мне, что я не знаю, как им отплатить за всю ту любовь и нежность, что они оба проявляют ко мне. Сейчас, конечно, я самая счастливая женщина в мире. Прощайте, мои дорогие братья, пишите мне оба, я вас умоляю, и думайте иногда о вашей преданной сестре».
11 января в нидерландском посольстве состоялся завтрак. Приглашенная на него Софья Карамзина писала: «Ничего не может быть красивее, удобнее, очаровательно изящнее их комнат, нельзя представить лиц безмятежнее и веселее, чем лица всех троих, потому что отец является неотъемлемой частью как драмы, так и семейного счастья. Не может быть, чтобы все это было притворством: для этого понадобилась бы нечеловеческая скрытность, и притом такую игру им пришлось бы вести всю жизнь».
Всю жизнь, которую молодоженам привелось прожить вместе — всего шесть лет, как и у Натали с Пушкиным! — Екатерина любила своего мужа и пользовалась несомненной взаимностью. Но Пушкин был ослеплен, ему тошно было от этой супружеской идиллии, все казалось притворством: «…надо было видеть, с какой готовностью он рассказывал моей сестре Катрин обо всех темных и наполовину воображаемых подробностях этой таинственной истории, совершенно так, как бы рассказывал ей драму или новеллу, не имеющую к нему никакого отношения…» (С. Н. Карамзина).