Прекрасная натурщица

Рамон постоянно был рядом с ней и следил за ее самочувствием. Подобно тому как он выполнял миссию по зачатию ребенка, теперь он стал безжалостным надзирателем. Он под любым предлогом заходил в комнату, когда Зуки подбирала образцы цвета на стенах, а потом под наблюдением Рамона раскрашивала новый камин. Он обнимал ее за плечи и держал ее на безопасном расстоянии от мозаичных окон, которыми занимались реставраторы.

Было очевидно, что он постарается стать отличным отцом. У Зуки была здоровая беременность, ее мать успешно перенесла первый этап лечения. Чувствовать себя на седьмом небе от счастья Зуки мешала только одна деталь.

Она и Рамон больше не делили постель. Хотя она знала, что такой день настанет, и Рамон перестанет спать с ней сразу после подтверждения ее беременности, Зуки все равно тосковала и не могла смириться с происходящим, сколько бы ни пыталась.

Она напоминала себе, по какой причине находится на вилле. Она вспоминала великолепную Светлану, сравнивала себя с ней и понимала, что та женщина всегда будет более желанной для Рамона.

Кроме того, Зуки понимала, что привязывается к Рамону. Она скучала по нему сильнее с каждым днем. Она скучала по его язвительным замечаниям. Она скучала по его насмешкам по поводу ее любви к готовке Терезы.

Но сильнее всего она тосковала по его рукам и возможности засыпать в его объятиях.

– Что случилось?

Зуки вздрогнула, услышав его резкий вопрос. Ее сердце бешено колотилось, а рука с кистью, которой она окрашивала раму для старинной картины в гостиной, замерла на полпути.

Зуки старалась говорить спокойно, не выдавая эмоций:

– Что ты имеешь в виду? Ничего не случилось.

– Тогда почему ты стоишь с искаженным лицом и прижимаешь руку к животу? – резко спросил он.

Понимая направление его мыслей, она положила кисть, прислонила картину к стене и обернулась.

– Рамон, все в порядке. Поверь… – Она не договорила, увидев его.

Он был без рубашки. Испарина покрывала его безумно красивый точеный торс и полоску волос, спускающуюся под пояс его брюк, покрытых мраморной пылью и специальным маслом, которое он использовал в работе.

Зуки хотела во всем обвинить резкие перепады своего настроения из-за беременности, но не стала лгать самой себе. Она давно привыкла к своей одурманивающей реакции на Рамона.

– Ты не договорила, – настаивал он, потом вытащил тряпку из заднего кармана брюк и вытер грязные пальцы.

Она изнемогала при виде его тонких ловких пальцев, пота на его коже и чувственного запаха его тела.

– Я говорила, что я в порядке, – язвительно ответила она. – Тебе обязательно все время ходить полуголым?

Он поднял бровь и протянул:

– Мой внешний вид тебя обижает.

Ей хотелось смеяться. И плакать. Может быть, даже крикнуть пару раз. Вместо этого она решила вести себя хладнокровно и с достоинством.

– Забудь об этом. Это твой дом. Ты можешь ходить, в чем угодно, я полагаю.

– Спасибо, – сухо сказал он.

Чтобы оторвать наконец взгляд от его красивого тела, Зуки взяла картину и пошла к двери. Она едва сделала несколько шагов, когда он преградил ей путь и взял у нее картину.

– Я нанял людей, поэтому тебе не надо таскать тяжести, Зуки, – проворчал он.

После того как ее утренняя тошнота прекратилась, прибыла вторая команда архитекторов. Имея детальные фотографии комнаты, они составили график восстановительных работ. Зуки запрещалось поднимать любые предметы.

– Эта картина весит меньше моего ноутбука. Кроме того, мне нужны физические упражнения.

Рамон был мрачнее тучи.

– Я не позволю тебе ходить вверх-вниз по лестнице по десять раз за день.

Она не стала говорить, что сегодня поднялась и спустилась по лестнице дважды, чтобы разделить с ним трапезу.

– Ты искал меня не просто так? Или ты решил украсить меня своим сварливым присутствием просто ради смеха?

Он остановился на верхней ступеньке лестницы и посмотрел на Зуки:

– И кто из нас сварливый?

– Ты не ответил на мои вопросы.

Он минуту разглядывал ее поджатые губы, потом начал спускаться по лестнице.

Идя следом за Рамоном, она не могла не смотреть на красивые мускулы его спины и слегка взъерошенные волосы на голове. Один из реставраторов выходил из коридора, когда они спустились на первый этаж. Рамон передал ему картину, что-то быстро сказал по-испански и удостоился нескольких быстрых и услужливых поклонов. Потом он повернулся к Зуки лицом:

– Пошли.

– Куда? И что ты сказал реставратору? – спросила она.

Он повернулся в сторону главного салона, и Зуки направилась за ним.

– Я предположил, что, возможно, им следует реже ходить на кухню, чтобы наслаждаться кулинарными навыками нашей экономки, и тщательнее следить, чтобы ты не перетаскивала антиквариат. Он был достаточно любезен, чтобы со мной согласиться.

– Рамон!

Он остановился и повернулся к ней лицом. И она заметила, что, несмотря на небрежный тон, он сильно раздосадован.

– Мы заключили сделку, дорогая. И я надеялся, что нам не придется вести подобные разговоры.

– Ты преувеличиваешь.

Он подошел ближе, вторгаясь в ее личное пространство.

– Разве? – тихо спросил он, осмотрел ее лицо и уставился на ее губы.