Но для той это не имело значения. Она не желала разговаривать ни с отцом, ни с матерью и решила про себя, что не поедет в Европу, пока будет жив Джон Генри. А его жизнь протекала как в замедленном кино; целыми днями он спал, отказывался от еды и прямо на глазах становился все слабее. Врач сказал, что все это вполне естественно для человека его лет, перенесшего несколько ударов. Было даже удивительно, что его голова работала так же хорошо, как раньше. С горькой иронией Рафаэлла думала, что именно сейчас, когда она целиком посвятила себя мужу, его состояние стало ухудшаться. Но врач заверял, что ему может стать лучше и после нескольких месяцев ухудшения он еще может снова ожить. Рафаэлла, как могла, старалась развлечь старика и даже начала готовить своими руками изысканные блюда в надежде соблазнить его хотя бы попробовать. Такая жизнь кому угодно показалась бы кошмаром, но не Рафаэлле. Отказавшись от единственного дела, которое ее интересовало, и расставшись с двумя любимыми людьми, ей стало безразлично, на что уходит ее жизнь.
Ноябрь ничем не отличался от предыдущих месяцев, а в декабре она получила письмо от нью-йоркского издательства. Там были в восторге от ее книги. В письме выражалось удивление, что у нее нет своего агента, и предлагалось две тысячи долларов в качестве аванса за книгу, которую издательство обещало проиллюстрировать и издать следующим летом. В первую минуту Рафаэлла остолбенела, а потом, впервые за долгое время, расплылась в улыбке. Легко, как школьница, она взбежала вверх по лестнице, чтобы показать письмо Джону Генри. Когда она вошла, он спал в кресле, подложив ладонь под щеку, и тихо посапывал. Она смотрела на него, чувствуя себя совершенно одинокой. Ей так хотелось ему обо всем рассказать, а ведь больше у нее никого не было. Рафаэллу кольнула знакомая боль при мысли об Алексе. Но она поспешила отогнать ее, говоря себе, что он уже давно нашел ей замену, что Мэнди счастлива, а Алекс, возможно, уже женат или помолвлен. А в следующем году у него родится ребенок. Она поступила правильно по отношению ко всем, чья судьба не была ей безразлична.
Рафаэлла спустилась вниз с письмом в руках. Она вдруг осознала, что Джон Генри ничего не знает о ее книге и страшно удивится, услышав эту новость. Маме тоже не было до этого дела, и у Рафаэллы не было желания сообщать об этом отцу. Итак, поделиться было не с кем. Она села и стала писать ответ издателю, поблагодарив за аванс, который приняла, и потом удивлялась сама на себя. Это был бестолковый, эгоистичный поступок, и она уже сожалела о том, что отправила шофера с письмом на почту. Она уже так привыкла во всем себе отказывать, что даже такая скромная радость казалась чем-то из ряда вон выходящим.
Сердясь на себя за собственную глупость, Рафаэлла попросила, чтобы ее отвезли на побережье, пока Джон Генри спал после обеда. Ей хотелось лишь глотнуть свежего воздуха, подставить лицо морскому ветру, посмотреть на гуляющих детей, собак, хоть ненадолго вырваться из душной атмосферы особняка. Она вспомнила, что Рождество уже совсем скоро. Но в этом году это уже не имело значения. Джон Генри был слишком слаб, чтобы интересоваться, будут они праздновать или нет. Она не успела заметить, как мыслями оказалась рядом с Алексом и Мэнди, утонув в воспоминаниях о прошлом Рождестве, но снова привычно отогнала эти мысли, не позволяя им овладеть собой.
Было уже четыре часа дня, когда водитель втиснул машину в плотный ряд микроавтобусов, пикапов и полуразвалившихся автомобилей, выстроившихся вдоль побережья. Рафаэлла улыбнулась, представив, как нелепо смотрится их лимузин на этом фоне, сунула ноги в шлепанцы, которые обычно надевала в Санта-Эухении, и вышла из машины навстречу морскому бризу. На ней были короткий шерстяной жакет, красный свитер с высоким воротом и серые слаксы. Она давно уже перестала подбирать себе изысканные наряды. Для того чтобы часами сидеть подле Джона Генри, пока он спит, или обедает в постели, или вполглаза смотрит новости по телевизору, не было необходимости наряжаться.
Том, ее шофер, увидел, как Рафаэлла скрылась из виду, спустившись вниз по ступенькам, и затем снова появилась уже у кромки воды. Вскоре ее трудно было различить среди других гуляющих, он вернулся к машине, включил радио и закурил сигарету. А Рафаэлла шла и шла все дальше, наблюдая за тремя лабрадорами, играющими в волнах прибоя, и прислушиваясь к бренчанию на гитаре нескольких молодых ребят в джинсах, которые пили вино.
Она шла все дальше, и их голоса еще долго слышались у нее за спиной. Наконец она села на большое бревно и всей грудью вдохнула соленый воздух. Было так хорошо укрыться здесь от всего мира и хотя бы издалека посмотреть на других людей, живущих полнокровной жизнью. Рафаэлла сидела и смотрела, как они прогуливались, держась за руки, целовались, разговаривали или смеялись. Они как будто шли по направлению к намеченной цели, и ей было интересно представить, куда они придут, когда зайдет солнце.