Прекрасная Отеро

Этот огромный дом стоит в деревне до сих пор, и в нем живут потомки доньи Хосефы Коусиньо, крестной матери Отеро. Как почти во всех предыдущих расследованиях, разговор с потомками лишь подтвердил уже известные нам сведения: что мать Беллы получала милостыню от семьи, в доме которой время от времени работала служанкой; так как она была бедной матерью-одиночкой, то ей не удалось найти никого, кроме милосердной Хосефы, кто согласился бы стать крестной матерью девочки. Никто здесь не знал о письмах Каролины священнику: единственным человеком, кто мог что-либо знать об этом, была племянница Каррандана, но она уже давно потеряла память от старости.

Мы уже уходили, когда увидели возле дома часовню, где священник Каррандан служил мессу, и из любопытства попросили разрешения зайти внутрь. Это была семейная часовня с полудюжиной скамей, алтарем в центре и иконами с двух сторон: слева было изображение Святого Сердца, а справа – Девы Марии. Обе иконы украшены тканями. Несмотря на плохое освещение и то, что иконы находились на высоте двух метров, было видно, что ткани расшиты блестками. Надо сказать, что у меня не очень решительный характер, к тому же мне казалось, что хозяевам и без того надоели мои назойливые расспросы, потому я не решилась попросить их показать нам поближе эти в китчевом стиле украшенные иконы. Я была уже готова уйти, но в этот момент Алисия Кайкойя, сыгравшая роль настоящего детектива в этом расследовании, достала фотоаппарат. Так как она обладает несомненным обаянием, то сумела уговорить родственников священника Каррандана снять иконы. Они даже подержали их, пока мы фотографировали.

Без сомнения, это было именно то, что мы искали. Так вот куда попали некоторые шелковые ткани и блестки, присылаемые Каролиной Отеро из Парижа. Этими «греховными» блестками и парижскими камнями усыпана теперь корона Святого Сердца в галисийской часовенке. Взглянув поближе на эти иконы, мы обнаружили, что все на них, кроме лица и рук, покрыто расшитыми тканями и бусинами. Поскольку изображение намного нагляднее описания, читатель может обратиться к иллюстрации. Особенно хочу сказать о некоторых цветовых деталях, которые нельзя разглядеть на фотографии. На Спасителе надета туника из золотистой парчи, а поверх нее – накидка из розового шелка, усыпанного бирюзовыми блестками. Из той же ткани, только вышитой другим цветом, сделаны накидка и туника Святой Девы; кроме того, ее голову украшает корона с драгоценным камнем, возможно, топазом, пришитым к ленте, покрытой блестками, – по парижской моде того времени.

Каким бы удивительным и любопытным ни было это открытие, нас ожидало нечто не менее интересное. Алисия, не удовольствовавшись находкой деталей и тканей, более подходивших для мюзик-холла, продолжала поиски по окрестным церквам и обнаружила целый костюм Беллы.

Через некоторое время после моего отъезда Алисия наткнулась на еще один наряд, лежавший под столом в ризнице маленькой часовни в Рекьяне, красивом местечке в горах Вальги. Долгие годы эта туника украшала скульптуру Девы Марии. Покрой ее прост, но цвет, текстура и необычная вышивка art déco в виде цветов, переплетенных с гирляндами (в стиле конца века), совершенно не похожи на то, что можно увидеть на церковной скульптуре в любом уголке Испании.

Так, с обнаружением парижского наряда в столь необычном месте и двух китчево украшенных икон «avant la lettre», как сказала бы Белла, подтвердилась истинность одной распространенной в этих местах легенды. Убедились мы и в достоверности презрительного высказывания Каролины, приводимого в книге Луи Бонафу «Желчь». Согласно его свидетельству, на вечере, данном танцовщицей в Страстной четверг в ее парижском доме, случился такой разговор:

«– Я всегда считал вас ревностной католичкой, – заметил кто-то из гостей. – Говорят, вы посылаете свои наряды в родную андалусскую деревню, для украшения Девы Марии.

На что Отеро, смеясь, ответила:

– На самом деле это очень забавно. Что еще можно сделать для дикарей, среди которых мне довелось жить? Подумать только! Эти несчастные восхваляют меня за то, что я посылаю им свое негодное тряпье для облачения Богородицы!»

«Отеро, – заключает с восхищением Бонафу, – женщина с характером».

Прочь из этих четырех стен

Ницца, 9 апреля 1965 года, 9.30 утра