Усталый писатель, мирно посапывая, спал на мягкой груди, похожей на две молодые луны и ему снилось, что они с прекрасной папиросницей, держась за руки, стоят на высоком берегу моря и любуются золотым солнечным кругом, пляшущим на зеленых лапах волн. Он еще никогда не был так счастлив, как сейчас, и радостно думал, что жизнь порой так удивительно похожа на прекрасный сон.
Шло время и залечивало душевные раны. Писатель с нежностью' как о ребенке, вспоминал о прекрасной папироснице. Однажды поздно вечером, когда большинство других здравомыслящих и законопослушных писателей уже мирно посапывали в своих теплых постелях, наш писатель еще бодрствовал. Много вопросов бродило в его голове: Почему так одиноко сострадание и бессильна любовь? Почему наказуемо добро?
Как вдруг в его домашней квартире зазвонил телефон. Писатель с опаской посмотрел на него и осторожно поднял трубку. Он был немало удивлен, и еще успел подумать — уж не сделал ли я чего-либо недозволенного, когда оказалось, что ему звонит участковый уполномоченный.
— Вы проявляете здоровое любопытство и гражданский интерес, — сказал он, — ко всему, что окружает нас. Не хотите ли принять участие вместе со мной в ночной охоте за папиросницами?
— Да, — не раздумывая пылко воскликнул писатель. — Хочу! Очень хочу, — подчеркнул он.
— Тогда спускайтесь вниз, — сказал участковый. — Я встречу вас у подъезда.
Писатель был искренне взволнован. У него даже слегка дрожали руки, когда он поспешно одевался. У подъезда его действительно ждал любезный участковый. Он ярко блестел в свете уличного фонаря всеми своими пуговицами и приветливой улыбкой. А рядом у его ног таинственно поблескивала черная лужа воды. Была ранняя весна, сверху капали незначительные капли. Кое-где смутно белел снег. Писатель и участковый обменялись крепким мужским рукопожатием.
— Я не помешал вашим глубокомысленным занятиям? — душевно спросил участковый. Своей предупредительностью он стремился произвести впечатление интеллигентного человека.
— Нисколько! — заверил его писатель. — Напротив. Для меня нет ничего более важного, чем найти одну свою знакомую — прекрасную папиросницу. Может быть, мне повезет, и я встречу ее. Я однажды видел ее и с тех пор мое воображение целиком занято ею. Но она как в воду канула. Я не должен был тогда уходить от нее. К сожалению, я не сразу осознал, что она значит для меня.
— Так бывает, — подтвердил участковый сочувственно. — Мне не раз говорили те, кого я по долгу службы вылавливал и передавал в крепкие и честные руки правосудия, что если бы они заранее знали, чем все кончится, они бы никогда не сделали того, что сделали. Но исправить уже ничего нельзя.
— Это совсем не то, — с грустью сказал писатель. — Это совсем другое. Прекрасная папиросница — моя мечта. Она стала для меня всем, чем только может стать женщина для мужчины.
После этих, наполненных глубоким чувством, знаменательных слов участковый с некоторым сомнением посмотрел на писателя, но деликатно промолчал. Прямодушный страж порядка в отличие от романтика-писателя был реалистом, однако же демократично ничего не имел против, если взгляды кого-либо из живущих на территории его участка отличались от его собственных.
— Кстати, — сказал писатель, чтобы скрасить путь к гостинице и ресторану, где обычно гужевались ночные папиросницы. — Как продвигается ваше хобби?
Участковый, как это было известно писателю, большой поклонник хатха-йоги осваивал фигурное зажигание спичек с отставлением в сторону мизинца при одновременном поднимании правой ноги.
— Отлично, — потеплевшим голосом сообщил бодро шагающий в темноте прямо по лужам участковый, — еще немного и я смогу делать это синхронно. А вот и гостиница. Ныряем внутрь и прежде всего осваиваемся с обстановкой. — Он потянул на себя за медную ручку массивную дверь и подъезд проглотил их, как букашек.
Внутри был обширный вестибюль с серомраморным полом, лепным высоким потолком, который подпирало несколько круглых мраморных колонн. Вся стена напротив входной двери почти сплошь была задрапирована огромными зеркалами. У гардероба буднично одевалось несколько мужчин и женщин.
Какой-то тип прямо посреди вестибюля поставил большое ведро с букетами алых гвоздик, а его напарница прошла в ресторан и громко оповестила всех сидящих там посетителей об этом радостном событии: „Каждый джентльмен может подарить своей даме букет цветов!" Заботливые и влюбленные кавалеры потянулись в вестибюль. Никто не хотел отстать от соседей, и вскоре почти каждый столик был обеспечен красивым букетом цветов. О цене умолчим — кто же считает в ресторане деньги?!