Прекрасная пленница

Отвернувшись сейчас от окна, она встретилась с дядей глазами. Он видел ее беспокойство, и оно расстраивало его. Ее независимый дух и молодая энергия питали и его бодрость, и когда она затихала и уходила в себя, он сразу это чувствовал. Малкольм подозревал, конечно, что одиночество и глушь надоели ей.

Он беспокоился, как Роксана перенесет все эти долгие зимние месяцы.

Он ответил на ее слабую улыбку и подошел к ней:

– Сядь-ка со мной рядышком, и я расскажу тебе, как я начинал это хозяйство.

Малкольм не успел закончить фразу, как дверь отворилась и вошел Гидеон. Он потоптался на коврике, сбивая снег с ботинок и снимая плащ и шапку. Его щеки горели от холода, глаза светились:

– У меня сегодня отличная охота. Если так будет всю зиму, к весне заработаем неплохо.

– Смотри только, не бери за товар бумажные деньги, – предупредил его Малкольм. – Они ничего не будут стоить к концу войны. Это уж будь уверен.

Гидеон согласно кивнул, потом спросил задумчиво:

– Интересно, что там, на войне?

В этот оторванный от мира край с полей сражений долетало не много вестей.

– Ну, не будем об этом. Я только что собирался рассказать Рокси, как я начинал это хозяйство.

Гидеон улыбнулся – он любил эту историю. Он устроился поудобнее у очага, и Малкольм начал рассказ:

– Я вам скажу, что это был адский труд. Когда я впервые приехал на реку и увидел эту маленькую долину, здесь не было ничего, кроме огромных деревьев, – куда ни кинь взгляд. И чтобы начать строить или сажать здесь, надо было срубить и сжечь эти деревья.

Была ранняя весна, земля только начинала оттаивать. Первое, что я сделал, – построил себе хижину. Это была лачужка из одной комнаты, сложенная из стволов молодых кленов, с крышей из дернины. В лачуге как раз помещалась моя походная постель, упряжь и чурбан, на котором можно было сидеть.

Малкольм замолчал и улыбнулся.

– Всякий раз, когда шел дождь, он размывал половину моей крыши, и я терял драгоценное время, меняя каждый раз дернину… Еду я готовил снаружи, и я должен сказать, что поначалу это было жалкое месиво. Но однажды ко мне явилась индейская девушка, которая показала, как сложить глиняную печь. После этого я стал питаться хорошо. Каждый день у меня был горячий хлеб.

Он снова замолчал, и молодежь заподозрила, что он думает о той индейской девушке. Они подмигнули друг другу.

В огне что-то щелкнуло, Малкольм вышел из задумчивости и продолжил рассказ:

– Помимо тяжелой работы, в свое первое лето здесь я столкнулся с индейцами. Они прятались за каждым деревом, и казалось, только и ждали, чтобы украсть что-нибудь или снять с меня скальп. Но я работал как вол, и, когда наступила зима, расчистил двадцать акров, успев посадить растения, собрать урожай и набить погреб съестными припасами. Еще до первого снегопада я закончил строительство этого дома над погребом. Мой камин хорошо тянул, мне было хорошо и уютно, у меня было довольно еды. Днем я объезжал капканы, а вечерами…

– Катал свою индейскую скво, – прервал рассказ Гидеон.

– С чего ты взял? – хмыкнул сердито Малкольм.

– Догадался, – усмехнулся в ответ Гидеон.

Роксана не участвовала в пикировке. Она не слушала их, а задумчиво смотрела на огонь в камине. Когда наступило молчание, она повернула голову и посмотрела на Малкольма – человека, который был достаточно силен и смел, чтобы приручить эти дикие места. Он много значил для нее, и она была счастлива, что принадлежит к такой семье. Она нежно улыбнулась дяде:

– Ты ведь очень любишь этот край, да, дядя Малкольм?

– Очень, Рокси. Он столько дал мне! Он принял меня, когда мне было тяжело, и, когда мне ни до чего не было дела, он заставил меня захотеть жить снова.

Она рассеянно слушала, как Гидеон тоже рассказывает что-то об их хозяйстве. Интересно, любил ли он всегда эти места и горы? Может быть, и он поначалу чувствовал то же, что и она, и проливал слезы по той жизни, что осталась позади? Если так, то, что заставило его целиком принять новую жизнь? Интересно, с неуверенной надеждой спросила себя она, произойдет ли то же с ней? Уже сейчас у нее появились маленькие радости. Она любила смотреть, как сойки и овсянки ссорятся из-за хлебных крошек, Которые она им насыпала. Ей нравилось слышать горестный вой дядиной собаки, гнавшейся за енотом.

Роксана осмотрелась. Ей начинали нравиться и будничные хлопоты по дому. Поначалу ей было трудно к ним привыкнуть. Дом казался ей слишком маленьким по сравнению с большим домом, в котором она росла. В этой хижине не было ни ковров, ни цветастых обоев на стенах. Стены внутри были такими же, как и снаружи, – грубо отесанными и законопаченными глиной. На дощатых полах тут и там были раскиданы пестрые индейские половики.

Деревенская удобная мебель отлично вписывалась в этот простой интерьер.

Роксана медленно обходила дом. Не было в нем гладких простыней и пышных одеял, только грубый муслин и пестрые лоскутные покрывала. Кровати представляли собой доски, уложенные на основу; сверху обычно лежал толстый перьевой матрас. Летом эти матрасы убирали, поскольку, как сообщил ей Гидеон, на них было слишком жарко спать.