Прекрасная посланница

— В начале лета небо здесь темное от комаров. Гнилой климат. Я поставил на окна сетки, но они мешают проникновению свежего воздуха. А русских это почему-то не беспокоит. Они привыкли спать в духоте.

Николь еще поворчала для порядка, но согласилась пройти в сад выпить кофе. Столик поставили под молодым разлапистым каштаном, цветущие розовые свечки живо напомнили Париж. Рядом тихонько журчал фонтан. Струя била из разверстой пасти рыбины, отдаленно напоминавшей дельфина. Где-то совсем рядом залаяла собака, и тут же грубый мужской голос обрушился на нее с бранью. Видимо, мужик бил несчастное животное, потому что собака вначале выла, потом начала скулить и, наконец, визжать жалобно. Николь казалось, что она слышит свист хлыста или плетки.

— Это у соседей, — пояснил Нолькен. — Варварская страна.

Собачий скулеж, наконец, стих. Карета проехала по улице, слышно было, как под колесами ходят ходуном бревна отмостки, и опять все стихло.

— Вы считаете, что мне не надо знакомиться с принцессой Елизаветой?

— Царевной. В отличие от принцессы Анны здесь Елизавету зовут царевной. Елизавете двадцать три года, и она все еще не замужем.

Принесли кофе. Он оказался пахучим, крепким. Нолькен откровенно наслаждался напитком.

— Послушайте, как журчит фонтан. Кажется, совсем как дома, но это иллюзия. Здесь все не так. Россия трудная страна. Я желаю вам всяческих успехов, но вам будет нелегко, — добавил он вдруг ласково, с почти отеческой интонацией. — И на что только вам приходится тратить молодость…

— Ну да… молодость и красоту, — рассмеялась Николь.

— Прекрасной вдовой хорошо быть только в анекдотах. А на деле… Вам бы тоже не мешало подумать о замужестве.

— Считайте, что я коплю себе на приданое.

Нолькен вдруг начал скрупулезно перечислять женихов царевны Елизаветы, он морщил лоб, загибал пальцы, словно боялся кого-нибудь забыть. Первый в списке был король Людовик XV.

— Тогда будущему королю было всего семь лет, а царевне Елизавете — восемь. Царь Петр был чудовищно честолюбив и напорист, он был уверен, что сватовство состоится. Но Флери не допустил этого брака. После Ништадтского мира царь повторил попытку, но Людовик XV был уже женат, как вы знаете, на испанской инфанте. Выдать замуж Елизавету за принца крови так и не получилось. Остерман в свое время даже хотел сочетать ее браком с царем Петром II. Церковь этому воспротивилась. Православие запрещает столь близкие браки. Еще царевну сватали за Морица Саксонского и герцога Фердинанда Курляндского.

— И поэтому Елизавету не любит царица Анна? — не выдержала Николь. — Мориц Саксонский, если мне не изменяет память, сватался и за саму царицу, когда она жила в Курляндии.

Нолькен рассмеялся:

— Похоже, вам известно не меньше, чем мне. Тогда зачем я все это рассказываю?

— Чтобы я поняла, что общаться с царевной Елизаветой неперспективно.

— Более того — опасно! — Посол поднял палец. — При дворе Елизавета всем только мешает. Царица боится, что она предъявит права на трон.

— А Елизавета хочет этого?

— Ни в коей мере. Но в России есть силы, которые спят и видят, как бы посадить на стол «искорку Петрову». А пока Остерман старается найти в немецких землях какого-нибудь захудалого принца и сбыть Елизавету с рук. Правда, этому неизвестно по каким причинам препятствует Бирон.

— Может, он влюблен в Елизавету?

Нолькен прижал палец к губам:

— Тише, об этом в России не только говорить, но и думать опасно.

Николь пожала плечами: мол, вы мне столько всего наговорили — и ничего, а невинное замечание о любви — это, оказывается, крамола. Нолькен поторопился объяснить:

— Имя Бирона вообще лучше не поминать всуе. Он связан браком с достойной Бенгиной, она родила ему детей, но влюблен он только в одну женщину. И так будет до скончания веков.

— Я поняла, в царицу… — прошептала Николь.

Белый мотылек, предвестник ночи, упал ей в подол, запутался в складках и стал биться, желая улететь. Она чуть сжала мотылька в кулаке. Он мягко терся о ладонь. Почему-то вдруг вспомнился недавний попутчик, князь Козловский. Нетрудно было догадаться, что долговязый офицер успел в нее влюбиться. Дурачок. И недурен… Но опасный дурачок. Она сделает все, чтобы никогда с ним не встретиться.

Нолькен меж тем рассказывал о последних депешах из Стокгольма.

— Хотите, я вас развеселю? — Видимо, это действительно казалось ему смешным. — Вообразите, милая, дома образовалось два военных клана. И названия у них смешные. Борьба «колпаков» и «шляп». И война между ними идет нешуточная. Пока, правда, дело не дошло до драки, все ограничиваются пустой бранью.

— Колпаков? Почему? — рассеянно переспросила Николь, она плохо слушала посла.

— Шляпы — это военная партия, которая рвется воевать с Россией и вернуть завоеванные царем Петром земли. Не забывайте, срок Ништадтского мира подходит к концу. Ну а колпаки, разумеется, умеренные, они против войны. Они за мир.

— А вы к какой партии принадлежите? Вы в колпаке или в шляпе? — лукаво спросила Николь.

— Я в парике. Я за здравый смысл.

Николь понимающе кивнула и добавила сквозь зубы:

— Ненавижу Россию.

2