Поправлялся француз медленно. Рана, которая почиталась смертельной, благополучно затягивалась, но обнаружилась новая напасть. На вторую рану в мякоти ноги лекарь вначале и внимания не обратил. Шпага не задела кость. Членовредительство вроде незначительное, но пошло воспаление. Появилась краснота, которая с устрашающей быстротой поползла вверх. Лекарь после осмотра больного закатывал глаза и твердил про «антонов огонь», то бишь гангрену.
Несмотря на болезнь, пленника допрашивали часто и без снисхождения. Главными вопросами были: где деньги и кто писал известные письма? Шамбер не просто все отрицал, он забалтывал любопытных поляков. Деньги, мол, вез Сюрвиль, а сам он поспешал в Россию и о письмах узнал случайно от посла французского Маньяна. Кем был убит несчастный Сюрвиль, он не знает и думает, что полякам, господам хорошим, это лучше известно. А в местечко N., где он был взят в крестьянской одежде, его привели дела службы. Служба эта секретная, и отчет о ней он даст только своему правительству.
Дело зашло в тупик. Франция сейчас не просто союзник, но последняя надежда Польши. Как же можно требовать отчета у верного агента Парижа? Здесь уже все права на его стороне.
Тем не менее сторожили Шамбера весьма тщательно. В особняке при пленном неотлучно находились три охранника, лекарь и два человека для услуг. У вельможных панов еще не пропала надежда получить свои деньги. Охрана охраной, но связь с внешним миром Шамбер наладил. Один из слуг, соблазнившись подарком (всего-то перстень с неограненным аметистом), а главное — щедрыми посулами, стал выполнять нехитрые просьбы француза. Вначале тайно купил хорошего вина, потом бумаги и чернил, а потом отнес по указанному адресу небольшое, в ладони уместится, но емкое письмо.
Из всех возможных вариантов Шамбер выбрал самый надежный. Он послал пакет аббату Арчелли, скромному итальянцу родом из Пармы. Аббат справлял в Варшаве католические требы, и никто не знал, что год назад он за солидную сумму был завербован как тайный агент эмиссаром Испании. Хочется сразу же рассказать о задании, полученном от эмиссара, но это замедлит наше повествование. Об этом после. Монах Арчелли еще появится на страницах нашего романа.
Послание к аббату состояло из двух писем, вложенных одно в другое. В первом, всего из двух строк, Шамбер умолял Арчелли об услуге. Главное же заключалось во втором послании. Здесь Шамбер описывал свое бедственное положение, случившееся из-за наветов врагов, называл имена обидчиков и взывал о помощи, «дабы и дальше отдавать все силы души и тела на благо отечества». Это письмо Арчелли должен был отослать в Париж.
Париж откликнулся на призыв верного эмиссара и обещал помощь. Шамбер ждал кого угодно, но не обольстительную кокетку мадам де ля Мот. Правда, до него доходили слухи, что среди верных подданных Флери, стяжавших славу на ниве тайного сыска, была некая молодая дама. Что-то она там успешно проделала в Швеции, обвела вокруг пальца самого Бернхарда Горна, но Шамберу и в голову не могло прийти, что этим агентом может быть Николь, незадачливая родственница де Сюрвиля.
— Вы в Варшаве проездом? — спросил он, проверяя свою догадку.
Николь дернула плечиком и промолчала, но по пытливому быстрому взгляду ее зеленых глаз Шамбер понял, что прав.
Ну и дела… В Париже у мадам де ля Мот была веселая слава. Года два назад или около того, еще генерал де ля Мот был жив, Шамбер попробовал волочиться за его хорошенькой женой, но получил отпор. Николь не играла в целомудренность, а без обиняков, хотя и весьма мило, сказала, чтобы он для своих любовных утех искал кого-нибудь побогаче.
— Я бедна, дорогой Огюст, поэтому могу дарить любовь только в обмен на дорогие подарки. Я вам просто не по карману.
Вот такие речи. Николь тогда почти не видели в свете, и генерал был уверен, что женился на скромнице. Это уже потом, похоронив мужа, она являлась в трауре на балах и сводила с ума поклонников. Никакого декольте, шейку подпирает воротник из черных кружев, волосы собраны под тюрбан, как у турчанки, шаль закручена каким-то ловким образом так, что только один локон выбивался наружу. Золотой локон, да еще шаловливая ножка, вдруг мелькавшая в пене черных оборок — все это было так соблазнительно!
И вот теперь вдруг эта восхитительная вдовушка накинула плащ и стала играть в шпионские игры. Видно, на одни богатые подарки не проживешь. А Флери, как известно, платит щедро. Неплохо бы узнать, какое задание она получила на этот раз.
— Вообще удивительно, как вас пропустили ко мне? — продолжал Шамбер, попивая вино.
— Я привезла бумагу за подписью… впрочем, это не важно. Главное, вас завтра освободят.
— Чтобы перенести в госпиталь к доминиканцам?
— Ну, не так уж вы плохи… В Данциге тоже есть хорошие лекари.
— Но я не хочу в Данциг!
— Это меня не касается.
— Уж не хотите ли вы сказать, что я поступаю в ваше распоряжение.
— Нет, нет! Ни в коем случае! — личико Николь приняло надменное и несколько отвлеченное выражение, мол, у вас свои дела, у меня свои.
— Но как же я попаду в Данциг?