— Пусти меня! По-моему, это ты опасен для жизни моего ребенка! Но больше ты не посмеешь поднять на меня руку или же, клянусь, пожалеешь об этом! Я знаю, что мне можно и что нельзя. И никогда не сделаю того, что причинило бы вред моему ребенку. Но если ты будешь обращаться со мной так же грубо и бесцеремонно, твой сын просто умрет от страха.
— Что ж, хорошо, я тебя понимаю и готов на компромисс. Я удержусь от искушения сломать тебе шею, если ты будешь вести себя так, как подобает беременной женщине. Не напрягайся, не поднимай тяжести, не передвигай мебель. Если тебе не нравится, как она расставлена, позови меня или Эмонса. Он с удовольствием поможет тебе. Я немедленно сообщу ему о его новой обязанности. Ну что, договорились?
— Ладно, я приму твои условия, если ты примешь одно мое.
— Какое же?
— Давай заключим перемирие, временное прекращение огня. Я не прошу тебя притворяться, будто ты любишь меня, однако не стоит превращать этот дом в поле боя. Меня раздражают и беспокоят твои язвительные слова и злобные темные взгляды.
— Ах, тебе не нравятся мои манеры, и кто бы мог подумать. Что-то я не заметил особой теплоты и с твоей стороны, дорогая моя…
— Я отвечаю на то, что получаю от тебя. Видимо, ты хочешь запугать меня, заставить унижаться перед тобой. Ты угрожал мне и запугивал меня. Чтобы показать мне свою власть, ты прибегал даже к физической силе. Однако до сих пор тебе ничего не удалось — и не удастся, клянусь. Я не трусиха и не стану распускать сопли. Если ты будешь продолжать в том же духе, наша жизнь в этом доме превратится в сущий ад. Я не желаю провести месяцы, оставшиеся до рождения ребенка, в состоянии войны, но при этом не отступлю и не сдамся. Так давай же договоримся во имя общего благополучия и ради блага ребенка — единственного, что еще связывает нас, — держаться в рамках приличия.
— Что ж, хорошо, дорогая моя… Давай заключим перемирие. Если ты готова выполнять взятые на себя обязательства и не делать того, что могло бы повредить здоровью ребенка, я согласен скрывать свои истинные чувства к тебе. Как по-твоему, разговоры о погоде достаточно безобидная для нас тема?
— Оставляю это на твое усмотрение, но предупреждаю еще раз: на доброту я отвечу добротой, а на сарказм — сарказмом. Представь себе, что мы с тобой — партнеры на балу: веди меня, и я последую за тобой. А теперь я поищу Эмонса. По-моему, здесь еще нужно кое-что переставить. — С этими словами Кэтлин вышла из комнаты с высоко поднятой головой.
В этот день, как и в последующие, Кэтлин и Эрик избегали друг друга. Они встречались лишь за обеденным столом, и Кэтлин радовалась тому, что Эрик не говорит колкостей и реже бросает на нее свирепые взгляды. Помимо разговоров о погоде, в их беседах появилась еще одна безобидная тема. Запретив Кэтлин совершать верховые прогулки, Эрик садился на Аполлона и отправлялся на дальние плантации, где проводил много времени, а иногда уезжал в Чарлстон. Кэтлин ездила в город в своей легкий двухместной коляске, наведываясь к Виглесворту и покупая все необходимое для дома.
Постепенно Эрик привык беседовать с Кэтлин за обедом, обсуждая с ней последние покупки. Она тоже расспрашивала его о том, как он провел день, и заметила, что Эрик жаждет деятельности. Его томила праздность. Они все чаще говорили о планах Кэтлин, связанных с предстоящими работами на плантации. Эрик интересовался тем, что нужно сделать для того, чтобы земля снова начала приносить доход. Кэтлин радовалась, что может поделиться с ним своими проектами, касающимися посевов риса. В отличие от Гая Синклера, относившегося к ее предложениям презрительно, Эрик горячо одобрил стремление Кэтлин нанять для работы свободных людей.
— Здешнее общество, разумеется, не одобрит твоих радикальных идей, Кэтлин, но я разделяю твои убеждения. Мне приходилось видеть, в каких условиях живут рабы, и считаю использование рабского труда отвратительным.
Кэтлин была изумлена: в первый раз за две недели их совместной жизни Эрик говорил с ней без малейшей снисходительности.
— Я счастлива, что ты одобряешь мои намерения. Знаю, это все обойдется весьма дорого, поскольку мне придется купить оборудование и полностью обновить и отремонтировать хижины, в которых жили рабы прежнего владельца этого поместья.
Эрик улыбнулся:
— Ты, видимо, говоришь о гниющих хибарах, покрытых соломой, что расположены за дубовыми насаждениями, к северу? Я проезжал мимо них несколько раз.
Кэтлин рассмеялась. Эрик уже почти забыл ее мягкий, нежный смех, и он снова согрел его душу. Взгляды их встретились, и сердце Кэтлин забилось быстрее: ей показалось, что в глазах Эрика мелькнула прежняя улыбка. Однако этот момент быстро прошел: капитан смущенно кашлянул и отодвинулся от стола.
— Если хочешь, чтобы эти хижины отремонтировали до весны, придется начать работы там как можно скорее. Хотя зимой в этих краях и не слишком холодно, скоро наступит сезон дождей. Начав работать немедленно, мы успеем многое сделать до зимы.
— Мы? — негромко переспросила Кэтлин. — Неужели ты тоже собираешься принять участие в этих работах?