Прекрасная шантажистка

Достопочтенный автор «Бедной Лизы» и «Истории государства российского» Николай Михайлович Карамзин поговаривал, что «надобно ехать в Английский клуб, чтобы узнать общее мнение». А сие означает, что человеку благородного происхождения, будучи в Москве-матушке, непременно направить свои стопы следует на Большую Дмитровку, в усадьбу графа Муравьева, в Английский клуб. Попасть туда может не всякий, но, ежели в сем городе отыщется у вас родня (а у кого на Руси нет родных да близких в Москве?), запишут они вас в клубный Журнал гостем. Ибо что есть Английский клуб? Рупор общественного мнения, бастион мужского времяпровождения, отдохновение души для мужей, угнетаемых домашней тиранией.

В сем оазисе мужского уединения в два часа пополудни — часа весьма раннего для завсегдатаев, в зальце-говорильне происходило бурное собрание четверки друзей.

— Да говорю же вам, что в ее чашке был яд, — воскликнул Сергей, оглядывая друзей.

— Ты не горячись, Адонис, а расскажи-ка все по порядку и с самого начала, — сделал попытку остудить его пыл хладнокровный Тауберг. — А то весьма трудно тебя понять; скачешь с одного на другое...

— Да и я ничего не уразумел, — поддержал друга Самарцев, — кто отравил, кого отравил и при чем тут Вильгельмина...

— Причиной смерти княжны стал кофе из чашки Полины Львовны, — уже спокойнее сказал Всеволожский. — Чашка опрокинулась, и...

— И все же, Сергей, я просил бы тебя рассказать все сначала, — рассудительно произнес Тауберг.

— Хорошо, хорошо, будь по-твоему. — Сергей оглядел малую залу Английского клуба, в которой в этот час, кроме них, никого не было, вздохнул и начал: — Третьего дня за утренним чаем, как обычно, сели за стол: я, maman, Полина с Лизанькой, Манасеина и мадам Дамбрезак, гувернантка Лизы.

— А кто такая Лиза? — недоуменно спросил Самарцев.

— Лиза, Лизанька Сеславина — сестра Полины Львовны, младшая... — нетерпеливо ответил Сергей. — Так вот. Все, кроме maman и Лизы, как обычно, пили кофей. Я попросил Лизу, рассказать, какой сон ей приснился нынче ночью — такая у нас с ней по утрам игра, почти ритуал. Она стала рассказывать, увлеклась и нечаянно смахнула чашку Полины на пол. Вильгельмина, вертевшаяся в столовой у нас под ногами, решила, верно, что это ей угощение, бросилась к лужице на полу и стала ее вылизывать. Полине принесли другую чашку, и в это время собачонка взвыла и принялась носиться кругами вокруг стола, при этом беспрерывно скуля. Мы подумали было, что она обожглась, но Вильгельмина вдруг налетела со всего размаху на стену, повалилась на пол и, подергавшись, замерла. Что за черт! Никто ничего не понял, пока мы не подошли к ней, Вильгельмина лежала на боку, вытянув лапы, и была мертва. Лизанька заревела в голос, остальные тоже заплакали, даже железная Дамбрезак.

— Да, жалко собачку, — подал голос Самарцев. — Но почему ты думаешь, что она умерла от потравы?

— Я поначалу так не думал. Но потом меня будто обухом по голове: Вильгельмина ведь лизала кофе, пролившийся из чашки именно Полины Львовны. Несчастная Мари Долгорукая, упавшая с хоров, была немного похожа на нее. И, кроме того, платье у нее опять же было схоже с Полининым: оказывается, княжна экипировалась в салоне мадам де Монси и выбрала для бала тот же фасон и цвет платья. Неужели это только совпадения, нет ли за всеми этими событиями злого умысла?!

— Ну, брат, это ты переборщил, — пыхнув сигарным дымом, сказал Борис Болховской. — А что, если Мари просто свалилась, скажем, выпив лишку шампанского по слабости женского организма, а эта ваша Вильгельмина просто неожиданно дала дуба от какой-то скоротечной собачьей болезни. Тогда как?

— Я говорил себе то же самое, — кивнув другу, невесело улыбнулся Сергей. — И, чтобы не гадать, так оно или эдак, решил проверить. Но когда я пришел на кухню, чашка Полины была уже тщательно вымыта. И тогда я решил вскрыть труп Вильгельмины.

— Что, сам? — сморгнул Болховской.

— Нет, конечно. Помните полкового лекаря Бередникова, что нашего Тевтона латал? Ну, худющий такой, как скелет?

— А, Кощей, — усмехнулся Болховской.

— Я отнес Вильгельмину ему. Так, мол, и так, говорю, имею подозрение, что собачку нашу отравили, и не мог бы ты, старый товарищ, исследовать ее на сей предмет.

— И что? — подался вперед Болховской.

— Исследовал, — глядя в глаза князя Бориса, ответил Сергей.

— Ну и?

— ...и обнаружил в ее желудке какой-то растительный яд, из тех, что без вкуса и запаха. Конечно, — добавил он, — домашним я ничего не сказал.

Самарцев быстро заморгал глазами, Болховской приоткрыл рот, а у Тауберга глаза снова сделались свинцовыми. Молчание нарушил Самарцев:

— Выходит, Мари Долгорукая упала не сама, а ее столкнули, приняв за Полину Львовну. А когда оказалось, что мадмуазель Сеславина жива, была предпринята еще одна попытка отправить ее на тот свет. И только случайность уберегла ее от гибели.

— Надо что-то срочно предпринять! Мы должны... должны... ее охранять! — воодушевился Болховской.

— Благодарствуйте, друзья. Для того я и собрал вас, чтобы просить об этом, — потеплев взором, сказал Сергей. — Иного и не ожидал.