Прекрасная сторона зла

– Бабушка посвятила жизнь всем этим людям, – с горечью говорит Айлин, когда мы на минуту остаемся одни. – Бежала к ним по первому их зову, нянчилась с больными и прокаженными, как со своими детьми. Но когда дело доходило до меня, у нее никогда не было времени. Мы жили, словно соседи. Она всегда держала дистанцию. Мне даже казалось, что она меня ненавидит. Ни одного доброго слова – сплошные упреки и недовольства. Я была у нее единственной внучкой, но никогда не чувствовала ее любви.

– Айлин, сейчас не время для обид, – мягко говорю я, беря ее за руку. – Со временем ты сама поймешь, как много твоя бабушка сделала для тебя.

-– Это даже не обида, скорее боль и одиночество, – освобождая пальцы из моей ладони, объясняет свои чувства Айлин. – Я ребенок, чьи родители трагически погибли в автомобильной катастрофе. Мне тогда была всего неделя. У меня никого, кроме нее, не было. Но я не ощущала себя нужной. Понимаешь? Мне хотелось помогать, участвовать в ее жизни, но все мои попытки грубо пресекались.

Вспоминаю, как она пыталась защитить меня от Америго, и мне становится ее жаль.

– Почему ты не попробуешь реализовать свою потребность нести пользу в волонтерстве? – спрашиваю я, хотя уже догадываюсь об ответе.

– Потому что даже больные дети, к которым никто и никогда не приходит, не хотели со мной играть, – с болью отвечает Айлин. – Я пробовала. Искала для себя смысл жизни, знаешь.

– Поэтому резала вены? – беру ее за запястье, разворачиваю к себе, рассматривая кривые шрамы.

– Отчасти. По всем параметрам, я не должна была выжить, но каким-то образом меня спасли, – голос Айлин звучит глухо. – Моя бабушка часто говорила, что такие, как я, не должны жить.

– И это ведь была не единственная попытка? – спрашиваю я, заранее зная ответ.

– Нет. Одна из трех, – честно отвечает Айлин. – И я не хочу, чтобы ты меня жалел.

К нам подбегает запыхавшаяся Ада. Пальто нараспашку, темный берет слегка съехал набок, на щеках яркий румянец. Девушка выглядит юной и трогательной, не могу отвести от нее глаз. Она подходит к Айлин, обнимает ее, целует в щеку.

– Прости, я опоздала, директриса завалила рабочими вопросами. Как ты, милая? – участливо спрашивает Ада свою ученицу.

– Жду, когда все это закончится и можно будет попрощаться с бабушкой по-настоящему, – отвечает Айлин.

– А где Сабина? – оглядываясь по сторонам, спрашивает Ада. – Почему в такой момент она не с тобой?

– У нее какие-то неприятности дома. Она уже настрочила мне сто штук сообщений, так что можно сказать, Саб все равно рядом, -– с легкой грустью говорит Айлин. Ада понимающе кивает, подходит ко мне и берет под руку.

– Как ты себя чувствуешь? – понизив голос, спрашивает она.

– Все нормально.

– Точно? – сомневается Ада. – Я всю ночь провела, как на иголках, а потом из дома выходила, маскировалась, как последний шпион… очень переживала за тебя. Еле дождалась утра, чтобы позвонить Айлин и узнать, как ты.

– Этот тип тебя больше никогда не побеспокоит, – говорю я. Ада с недоверием смотрит на меня.

– Что ты с ним сделал? – настороженно спрашивает она.

– Поговорил по душам. Он жив, не беспокойся.

Ада не скрывает своего облегчения. Неужели я так сильно смахиваю на уголовника?

Гроб медленно опускают. Айлин берет в руки пригоршню земли и кидает его в могилу. Слышится глухой удар. Она закрывает лицо руками, ее плечи содрогаются от рыданий. Прежде чем я успеваю что-то сказать ей, она бросается мне на шею и ее горячие слезы падают мне на кожу.

Чтобы не вызывать у людей досужих подозрений, почему я не ем и не пью, сидя на поминках, решаю туда не ходить. Провожаю опухшую от слез Айлин и расстроенную этим действом Аду в дом Елены, а сам отправлюсь прогуляться. Мои мысли крутятся вокруг Тео. Мы не разговаривали с ним триста лет, и вряд ли бы у меня появилось желание возобновить с ним общение, если бы не моя болезнь. Мне все еще не хочется верить в то, что это действительно фатально, но от нехорошего предчувствия жжет в солнечном сплетении. По словам Америго, у меня есть еще две недели, но что это по сравнению с вечностью, к которой я так привык? Не хочется оставлять незавершённых дел, да и старых обид тоже.

После того, как застал Тео и Ливию в постели, я разорвал с ними отношения той же ночью. Мне не хотелось слушать их объяснений. Да и как они могли оправдать то, что я видел собственными глазами? Слова лишь причинили бы еще большую боль, но не исправили ситуации. Если бы Лив изменила мне с кем-то другим, бесспорно, это было отвратительно, но не настолько низко, как с Тео.

Достаю мобильный, и не думая, набираю номер отца. Соединение происходит долго и мне уже хочется нажать отбой, когда в ухо бьет звонкий гудок, и я слышу знакомый голос:

– Говорите.

– Тео, здравствуй. Это Зотикус Дорадо, – голос дрожит, предательски сипнет.