Прекрасная сторона зла

— Ну-ну, ты всегда старался выглядеть сильнее, чем был на самом деле. Это меня в тебе всегда восхищало, — признается Америго и достает из-за пояса нож. — Ничего. Гонор перед пытками бывает только поначалу. Потом ты просто ломаешься. И даже один вид щипцов вызывает неконтролируемую истерику. От одной мысли, что кто-то будет рвать на куски твое тело, хочется сразу возжелать истинной смерти. Впрочем, сам знаешь. Ведь ты был моим палачом.

— Дознавателем. Я был твоим дознавателем, — поправляю его я, поднимая голову. Наши глаза встречаются. В темных глазах Америго плещется боль, смешанная с агрессией. Точно так же, как тогда в застенках Белой башни.

— Ты присутствовал при каждом моем унижении.

— Я бы все отдал, чтобы этого не было, — у меня пересохло во рту, и каждое слово — это подвиг.

— Как ты можешь такое говорить? — ярость Америго вспыхивает мгновенно. Он подскакивает ко мне и прижимает нож к горлу. Серебро. Тонкий порез, адское жжение! Кровь струйкой стекает по коже. — Ты сдал меня Тео! Если бы не твое желание быть хорошим сыном и правильным воином, ничего бы этого не случилось!

— То, что ты тогда задумал, было утопией и грозило войной. Я должен был остановить тебя.

— Ты мог просто поговорить со мной! Спокойно, искреннее, как подобает вампирам, сотворенным одной кровью. Кто знает, может быть, я бы послушался тебя и вернулся на путь истины и любви? Но нет! Вместо этого ты поступил, как последний стукач! Раньше я пытался найти для тебя оправдание. Сваливал все на твое утрированное чувство долга, но все оказалось намного проще — всего лишь соперничество. Страх лишиться положения, — Америго отнимает нож от моего горла и тут же наносит им удар в грудь. Прежде, чем я успеваю опомниться и издать хотя бы звук, он вырывает из раны оружие и наносит новый удар. Оба легких заполняются кровью, я задыхаюсь от кашля. Но ему этого мало, он не собирается останавливаться. Он упивается своей властью надо мной.

— Да, мой поступок мерзок. И я испытываю к себе отвращение за то, что предал тебя. Но разве это что-то изменит? Я поступил так, как считал правильным, — сплевывая на пол кровь, еле слышно шепчу я, когда тот на мгновение останавливается. — Ты ратовал за революцию и место Тео, я — за мир, который с таким трудом удалось сохранить. Каждый из нас выбрал то, что считал важным для себя и клана. Корысть здесь не причем.

— Когда тебе на лбу выжигают позорное клеймо, ничего из этого значения не имеет. Я потерял свою жизнь, дом, место в совете клана. Своих соратников, которые доверились мне. Но если бы ты промолчал, ведь в этом не было ничего сложного! — все вышло бы иначе. Но нет, ты испугался, что займу твое место. Лишу тебя влияния.

— Я действительно виноват перед тобой, — искренне говорю я. — Но я никогда не считал тебя своим соперником. Не было этого.

— Твое раскаянье не вернет мою прошлую жизнь. Тео все рассказал мне в деталях и красках. У нас с ним был долгий и обстоятельный разговор, мне многое открылось, — подходя к столу, говорит Америго и берет в руки кинжал. — Раны, нанесенные серебром, хуже заживают, ты ведь помнишь об этом?

Он мечет его в меня и попадает в плечо. Эту боль мне не удается стерпеть, и звериный вой разрывает тишину склада. Америго торжествует. Он не дает мне привыкнуть к этому кошмару, бросая в меня, как в мишень для дартса, еще три кинжала. Глаза застилает красной пеленой. По телу волнами пробегают судороги.

Америго подходит к Айлин и разрезает веревки, связывающие ее руки. На запястьях остаются ссадины и синяки. Он мягко касается их пальцами. Одним движением сдирает с ее губ скотч, и она тихо вскрикивает. Кальенте берет ее за подбородок и смотрит ей в глаза.

— Убери от меня свои руки, псих! — звенящим голосом, на хорошем английском языке говорит пленница, с ненавистью глядя на него.

— Какая строптивая гордячка, — замечает он и заставляет ее подняться на ноги. Она шатается и падает ему на грудь. Тут же с отвращением отстраняется. Америго поднимает со стола очередной кинжал и вкладывает его в руку Айлин.

— Нет! — возмущенно кричит она, понимая, что он задумал. — Я не буду этого делать!

— Будешь, куда же ты денешься, — спокойно говорит Америго и подходит к ней сзади. Одну руку кладет ей на талию, другой берет ее за запястье. — Я помогу тебе.

— Ты маньяк, тебе лечиться надо, — дрожа, говорит Айлин. Он поднимает ее руку, делает замах, заставляет ее разжать пальцы, и кинжал вонзается мне в бедро.

— Видишь, это просто. Ты не хочешь, но твоя рука, пусть ведомая кем-то другим, все равно причиняет боль, — медленно говорит Америго и не сводит глаз с меня. Мне понятно, о чем он говорит. Тео сделал меня дознавателем против моей воли. Все мои попытки отказаться чуть не привели к тому, что я был объявлен сообщником бунтовщиков. Одна мысль, что могу оказаться в стане этих беззаконников, пусть даже условно, заставила меня согласиться с его требованием.

Истинная смерть становится все ближе. Слишком много серебра в организме. Я не справлюсь. От боли, которая раздирает каждую клетку, хочется выть, но на это уже нет сил.