Прекрасная тьма

Лив пристроилась между корней, с одной стороны от нее спал Линк, с другой — сидел я. Когда я узнал правду о том, что произошло в день рождения Лены, то поначалу ожидал, что мои чувства к Лив тут же исчезнут. Но все было не так просто, я продолжал задавать себе бесчисленные вопросы: а что бы было, если бы я не познакомился с Леной, если бы я не познакомился с Лив…

Несколько часов я просто сидел и смотрел на нее. Во сне она выглядела умиротворенной и очень красивой. Ее красота была совсем не похожа на красоту Лены. Лив напоминала солнечный день, стакан холодного молока, новенькую книгу с неразрезанными страницами. Незаметно было, как она измучена. Она выглядела так, как мне всегда хотелось себя ощущать.

Смертным. Радостным. Живым.

Перед тем как отключиться и погрузиться в сон, мне показалось, что я почувствовал это. Пусть ненадолго, пусть всего на одну минуту…

— Вставай, соня! Нам надо поговорить!

Я проснулся от того, что Лена трясет меня за плечо, улыбнулся и обнял ее. Попытался поцеловать, но она засмеялась и отодвинулась от меня:

— Нет, это не такой сон.

Я привстал и огляделся. Мы лежали на кровати Мэкона в его кабинете в тоннелях.

— У меня все сны «такие», Эль. Мне скоро семнадцать.

— Это мой сон, а не твой. И мне шестнадцать исполнилось совсем недавно.

— А Мэкон на нас не рассердится?

— Мэкон умер, ты что, не помнишь? Наверно, ты и правда спишь.

Да, я не помнил ничего, но сейчас воспоминания обрушились на меня горной лавиной. Мэкон умер. Сделка. Лена бросила меня, но на самом деле нет, ведь она здесь. У меня внутри все перевернулось, я ощутил боль утраты, вину за все, что я натворил, за то, на что она пошла ради меня. Но я взял себя в руки и спросил:

— То есть мы — во сне?

— Да.

— А кто кому снится: ты — мне или я — тебе?

— А что, есть какая-то разница? Это же мы, — ушла от ответа Лена.

— Когда я проснусь, ты исчезнешь? — попробовал я зайти с другой стороны.

— Да. Но я должна была увидеться с тобой. Только так мы можем нормально поговорить.

На Лене была моя старая мягкая белая футболка. Волосы растрепались, но она всегда казалась мне прекрасной именно в те моменты, когда сама была уверена, что отвратительно выглядит. Я обнял ее за талию и притянул к себе:

— Эль, я видел маму. Она рассказала мне о Мэконе. Думаю, она любила его.

— Да, они любили друг друга. Мне тоже являлись те видения.

— Они были очень похожи на нас, Лена, — ответил я, ощутив волну облегчения от того, что связь между нами не прервалась.

— И им тоже не удалось остаться вместе. Как и нам.

Наверняка это сон. Иначе мы бы не смогли так спокойно, почти отрешенно говорить вслух об этих ужасных вещах, которые, тем не менее, были правдой. Как будто все это происходит не с нами, а с посторонними людьми.

Она прижалась к моей груди, стряхивая грязь с рубашки. А почему рубашка в грязи? Я попытался вспомнить, но не смог.

— Что же нам делать, Эль?

— Не знаю, Итан. Мне страшно.

— Чего ты хочешь?

— Тебя, — прошептала она.

— Тогда почему это так тяжело?

— Потому что у нас все неправильно. Когда я с тобой, все неправильно.

— И это тоже неправильно? — спросил я, крепче прижимая ее к себе.

— Нет. Но это уже неважно. Неважно, что я чувствую, — вздохнула она, спрятав лицо у меня на груди.

— И кто тебе такое сказал?

— Никто, — ответила она и посмотрела на меня золотистыми глазами.

— Ты не должна идти к Великому барьеру, поверни назад!

— Я не могу остановиться. Надо узнать, чем это закончится.

— А почему ты не хочешь узнать, чем все закончится у нас? — спросил я, накручивая на палец прядь ее черных кудрявых волос.

— Потому что я знаю, чем все это закончится для тебя. — Она улыбнулась и погладила меня по щеке.

— А чем?

— Вот этим…

Она склонилась надо мной и поцеловала, ее волосы закрыли мое лицо, словно пелена дождя. Я отдернул покрывало, и она забралась под него, с готовностью погружаясь в мои объятья. Мы целовались, каждое ее прикосновение обжигало меня. Мы перекатывались по кровати, сверху оказывался то я, то она. Жар ее прикосновений душил меня, и в какой-то момент я обнаружил, что не могу дышать. Кожу жгло будто огнем, и когда я наконец, не выдержав, оттолкнул ее, оказалось, что так и есть.

Нас окружали языки пламени, поднимавшиеся высоко, насколько хватало глаз, кровать превратилась в каменную плиту. Все вокруг пылало в желтых всполохах пламени Сэрафины. Лена закричала и вцепилась в меня. Мы очутились на самом верху массивной пирамиды из ветвей и стволов вырванных с корнем деревьев. На каменной плите был вырезан круглый чародейский символ.

— Лена, очнись! Это не ты! Ты не убивала Мэкона! Ты не должна выбирать Тьму! Это все книга! Эмма все рассказала мне.

Но этот костер предназначался нам, а не Сэрафине. Мне показалось, что я слышу ее смех… Или это засмеялась Лена? Сейчас я не мог отличить одну от другой.

— Эль, послушай меня! Ты ничего не должна…

Но Лена меня не слышала. Она просто кричала. Потому что не могла не кричать.

Языки пламени поглотили нас обоих, и я проснулся.

— Итан, просыпайся! Нам пора!