Прекрасная тьма

— Это как клетка, Джейн. Единственная клетка, которая может нас удержать.

Джейн посмотрела на шар, светившийся у нее в руке. Теперь, когда она знала, что это за предмет, ей казалось, что он прожигает дыру в ее ладони и в сердце. Она уронила его на стол, и он покатился по поверхности, свечение прекратилось, и шар опять стал черным.

— Ты думаешь, я посажу тебя в клетку, как животное?

— Я буду хуже животного.

Слезы бежали по лицу Джейн. Она схватила Мэйкона за руку, заставляя его посмотреть ей в глаза.

— И как долго ты в ней просидишь?

— Вероятно, вечность.

Она покачала головой.

— Я этого не сделаю. Я никогда не обреку тебя на это.

Казалось, слезы выступили в глазах Мэйкона, хотя Джейн знала, что это невозможно. У него не было слез, но она готова была поклясться, что его глаза заблестели.

— Если с тобой что-то случится, если я причиню тебе боль, ты приговоришь меня к гибели, к вечности, несравнимо более ужасной, чем может ожидать меня здесь, — Мэйкон взял Светоч и протянул его ей. — Если придет время, и ты будешь вынуждена воспользоваться им, пообещай, что сделаешь это.

Джейн сглотнула слезы, ее голос дрожал:

— Я не знаю, если я…

Мэйкон прижался к ней лбом.

— Обещай мне, Дженни. Если ты любишь меня, обещай.

Джейн прижалась лицом к его холодной шее и сделала глубокий вдох:

— Обещаю.

Мэйкон поднял голову и посмотрел через ее плечо.

— Обещание есть обещание, Итан.

***

Я проснулся, лежа в постели. Из окна лился свет и я знал, что нахожусь уже не в кабинете Мэйкона. Я уставился на потолок, но там не было этой сумасшедшей черной люстры, так что я был точно не в его комнате в Равенвуде.

Я сел на кровати, растерянный и смущенный. Я был в своей постели, в своей комнате. Окно было открыто и утренние лучи светили прямо мне в глаза. Как мог я быть там, а оказаться здесь, несколько часов спустя? Что случилось со временем, пространством и всеми законами физики между ними? Мог ли Маг или инкуб быть настолько могущественным, чтобы это сделать?

До этого видения никогда ничего подобного со мной не сотворяли. И Абрахам, и Мэйкон меня видели. Как это возможно? Что Мэйкон пытался мне сказать? Почему он хотел, чтобы я увидел все это? Я не мог соединить все детали, кроме одной. Менялись либо видения, либо я. И Лена в этом убедилась.

Как и обещал, я держался подальше от Равенвуда. К утру я понятия не имел, где была Лена или куда она направлялась. Интересно, Джон и Ридли сейчас с ней?

Единственное, что я знал, так это то, что она всю жизнь хотела получить возможность распоряжаться своей судьбой по своему усмотрению — найти способ самой выбрать Призвание вопреки проклятию. Я не хотел препятствовать ей в этом. Тем более она ясно дала понять, что не позволит мне встать на ее пути.

Что, в свою очередь, привело меня к своему собственному призванию: весь день валяться в постели, упиваясь жалостью к самому себе. Только я и комиксы, всякие, кроме Аквамена.

У Гатлина были другие планы.

Ярмарка в нашем округе означала день, полный конкурсов и пирогов, и ночь, полную жарких объятий по углам, если повезет. День поминовения усопших означал нечто совсем иное. В Гатлине это было традицией. Вместо того чтобы провести день, вальяжно расхаживая по ярмарке в шортах и сланцах, каждый горожанин отправлялся на кладбище в своем лучшем воскресном одеянии, отдать дань уважения своим почившим родственникам и всем остальным. Забудьте о том, что День поминовения усопших — это, вообще-то, католический праздник, отмечаемый в ноябре. В Гатлине все делается по-своему. Мы превратили его в свой собственный день памяти, вины и всеобщего соревнования под лозунгом «кто больше нагромоздит пластиковых цветов и ангелочков на могилы наших предков».