Живут они с ним в доме политкаторжан около кинотеатра «Ударник» в огромной шестикомнатной квартире. Вероника родила от него двоих детей-погодков и работать при этом почти не прекращала.
Детей воспитывала бабушка, ее мама, тоже красавица в молодости, но, безусловно, не такая, как Вероника, потому что таких не бывает.
Теперь Вероника доцент МГУ, преподает психологию и готовит докторскую диссертацию. И обязательно защитит ее, потому что она сгусток воли, целеустремленности и красоты. Элла не встречала еще человека, который мог бы хоть в чем-то ей противостоять.
На другой день от Вероники приехала швея. Вопреки моим ожиданиям, это была молодая, очень привлекательная и модно одетая женщина лет двадцати семи. Привезший ее шофер внес вслед за ней две машинки. Одна была немецкая, с моторчиком, а вторая оверлок. Он же подключил и наладил их.
Надежда Ивановна не была профессиональной швеей. Просто увлекалась шитьем и всю жизнь помогала маме. Одним словом, ее история была вполне схожа с моей, только вместо бабушки шить ее учила мама.
Она была родом из-под Одессы, из села со странным французским названием Дофиновка. Училась в Одесском университете, закончила биофак. В Москву приехала за мужем, с которым вскоре разошлась, и жила поэтому в маленькой комнатке у Вероники. Там же она и шила, потому что из всех женских слабостей Вероника сохранила за собой только одну — слабость к красивой и дорогой одежде.
К украшениям Вероника была равнодушна. Она носила только маленькие серьги со старинными бриллиантами и «скромное» колечко с бриллиантом величиной с хорошую горошину. Это был свадебный подарок мужа. А серьги он ей подарил на рождение первенца.
За несколько дней мы с Надей — так она попросила ее называть — в две машинки подогнали все мои долги. Шила она удивительно быстро и аккуратно. И притом очень хорошо соображала в конструкции и фасонах. Работоспособна и упорна фантастически. Работать с ней было одно удовольствие. Даже в самой большой усталости она сохраняла приветливость. Выгоняя бесконечные строчки на наших машинках, мы с ней весело болтали и бесконечно пили кофе, до которого Надя была большая охотница.
Частенько к нам присоединялась и Татьяна, которую мы жутко интриговали рассказами о таинственной и прекрасной Веронике. Татьяна к нашим рассказам относилась с мрачным недоверием. Похоже, что она, глупышка, ревновала меня и к Наде, и к загадочной Веронике.
Через неделю, когда я была уже практически свободна, за мной приехал правительственный «ЗИМ» и отвез меня к Веронике, на улицу Серафимовича, в дом № 2.
Она встретила меня в белоснежном шелковом халате, опушенном лебяжьим пухом по подолу и обшлагам широких рукавов.
Даже не знаю, на кого из зарубежных актрис она была больше похожа — на Грету Гарбо или на Марлен Дитрих. Но совершенно определенно она была красивее обеих, вместе взятых. Мне даже прямо смотреть в ее завораживающие и влекущие, как бездна, глаза было почему-то неудобно.
Она провела меня по всей квартире, уставленной тяжеловесной, дорогой мебелью. И при этом украдкой и с любопытством поглядывала на меня. Ей, наверное, была интересна моя реакция.
Она же не знала, что я достаточно погостила в особняке Наркома и теперь меня масштабами и обстановкой удивить трудно. Впрочем, может быть, она интересовалась совсем другим…
В просторной гостиной огромный овальный стол был весь завален раскрытыми модными журналами, а на спинках всех стульев и глубоких кресел, укрытых полотняными чехлами, были живописно разбросаны куски различной материи.
Все отрезы были подобраны в определенной гамме от серо-серебристого до нежно-охристого, включая просто серый, кремовый, цвета топленых сливок, цвета кофе с молоком, цвета луковой шелухи.
В стороне, на одном из кресел, лежал нестерпимо красный кусок материи и, казалось, излучал тревогу. Я направилась прямо к нему. Это была тончайшая шерсть такой невероятной выделки, что переливалась как шелк.
Пощупав материал, я подняла голову и встретилась с ее смеющимися, озорными глазами.
— А если в таком костюмчике на защиту докторской диссертации заявиться? — спросила она и подмигнула мне. — Представляете, что будет с ученым советом?
Представив себе их постные старческие физиономии в черных академических шапочках с подслеповатыми глазками, вытаращенными от изумления, как у рачков-отшельников, мы дико захохотали.
Мы долго не могли остановиться, а Вероника все время подливала масла в огонь, рассказывая, как сползут по вспотевшему носу очки у некоего Ивана Перфильевича, как поперхнется своей пегой козлиной бородкой Аристарх Платонович и как почернеет и сольется со своим платьем Ариадна Гавриловна.
Изнемогая от хохота, мы повалились в кресла, а Вероника от восторга заболтала в воздухе своими словно точеными, идеальной формы ногами, обнажая их чуть ли не до пояса.
— Все! Решено! — сказала она, отсмеявшись. Встала и запахнула халат. — Будем шить на защиту красный костюм.
— Ой, что будет… — пискнула я.
— Пошли они все к чертям собачьим! — весело махнула рукой Вероника. — Пусть эти волы хоть на часок почувствуют себя быками.