Прекрасная толстушка. Книга 1

— Все орехи на месте… — растерянно сказала Татьяна.

— А ты хотела бы, чтобы мы их во сне грызли, пока нам засосы ставили?

— Значит, мороженое! — сказала Татьяна, не обращая внимания на мою иронию.

— Ничего другого не остается, — согласилась я. — Ты заметила, что сегодня мороженым торговал совсем незнакомый мальчишка. Я еще подумала, сколько же внуков у дяди Тиграна.

— А я не обратила внимания, — сказала Татьяна. — Значит, все очень просто — пойдем завтра на базар и возьмем пацана за горло…

— А если на его месте будет другой? Неужели они не предусмотрели, что мы догадаемся про это мороженое…

— Тогда пойдем в милицию! — решительно рубанула рукой Татьяна.

— А если это сделал милиционер? Разве он не предлагал тебё поехать на Холодную речку посмотреть на дачу Сталина? Или какой-нибудь ближний родственник милиционера? Да если он и догадается, кто это сделал, разве он доведет дело до суда и следствия? Посмеется, и только. Но на другой день все село будет на нас пальцами показывать. Да и наверняка эти сволочи все продумали с мороженым, и никаких концов мы не найдем.

— Но неужели никто не видел, как они нас волокли куда- то, а потом домой?

— Ты помнишь, как в первый день к нам «любов» в дверь стучалась? И никто мерзавца не заметил, когда он входил. Его застукали уже около двери, и то только потому, что Эка пришла нас звать к столу.

— Так что же нам делать? — чуть не плача от злости, спросила Татьяна и принялась нервно чесаться.

— Ничего, — грустно сказала я. — Доживем последние четыре дня и тихонько уберемся восвояси…

— Слушай, — вдруг вытаращила глаза Татьяна, — а на какой день выступает сыпь при сифилисе?

Она спрыгнула с кровати, подбежала к зеркалу, задрала рубашку и стала изучать расчесанные места.

— Успокойся, через несколько дней…

— А почему же чешется?

— Это у тебя психоз.

— А вдруг и вправду нас сифилисом заразили? Нужно же как-то провериться…

— В Москве и проверимся. Осталось всего четыре дня.

— А не поздно будет?

— Ой, Танька, замолчи, а то накаркаешь действительно! Ничего эти четыре дня не изменят.

— А если у нас действительно сифилис, то можно будет определить, у кого он тоже есть, — и все! Конец голубчикам!

— Ну да, — сказала я — здесь тысяч пять мужиков живет. Нужно будет их всех с милицией отвезти куда-нибудь в Сочи или в Гагры в кожно-венерический диспансер и у всех взят!» из вены кровь для анализа. Ты думаешь, что говоришь?

— Что же, мы так и уедем как оплеванные? — возмутилась Татьяна.

— Почему как? — спросила я.

13

Последние четыре дня мы назло всем сволочам ходили, задравши что есть силы наши облезшие от солнца носы. На любые знаки внимания со стороны всего мужского населения Гантиади мы отвечали холодным молчаливым презрением. Это, конечно, не относилось к Григорию и Автандилу с Кесоу.

Ребята, естественно, заметили резкие перемены, произошедшие с нами, и Автандил после того как мы даже не ответили на вежливое приветствие Авксентия, укоризненно заметил:

— У нас старших уважают несмотря на плохое настроение. Вы что, обиделись на нас?

— За что? — удивилась Татьяна.

— За то, что в тот день мы оставили вас одних, — пояснил Кесоу. — Если бы вы сказали, кто вас в тот день обидел, мы бы с ним поговорили по-своему…

— Никто нас не обидел, мальчики, — сказала я. — Просто мы устали от этого постоянного преследования… И вообще, если бы не вы…

Надо ли говорить, что в эти дни мы в каждом проходящем видели коварного насильника. И разумеется, как это бывает в подобных случаях, нам бросались в глаза прежде всего их недостатки и уродства… Гнилые зубы, например, слюнявые рты, огромные животы, грязные ногти… Быстрое воображение тут же рисовало самые мерзкие картины с этими уродами, и нас просто выворачивало от отвращения. Меня однажды натурально стошнило…

Никого мы не вычислили, как ни присматривались.

А в предпоследний день случилось забавное происшествие. Рано утром мы проснулись от того, что кто-то фыркал и топотал по комнате. Таньке показалось, что что-то серое юркнуло под ее кровать. Она подумала, что это крыса, и завизжала, как сирена «скорой помощи».

На ее вопли сбежался весь дом. Гурамчик бесстрашно нырнул под кровать, потом, что-то весело говоря по-грузински, высунул оттуда руку. Эка вложила ему в руку веник, и он выкатил из-под кровати колючий шарик, который тут же развернулся и превратился в маленького симпатичного ежика, у которого только что закостенели иголки.

— Как он сюда попал? — спросила Татьяна.

— Они часто забегают, — весело объяснил Гурамчик. — Правда, на первый этаж. А на втором этаже я их первый раз вижу.

Между иголками у ежика что-то белело. Я взяла у Гурамчика веник, попридержала шустрого ежика и, присев на корточки, получше его рассмотрела. Вся его спина была присыпана каким-то мелким белым песком…

— Что это?! — воскликнула я, боясь поверить в то, что вижу. — Чем он посыпан?

Все с любопытством склонились над ежиком, а Автандил с еле заметной усмешкой сказал:

— Это, наверное, сахар…

— Ара, почему сахар?! — воскликнул Гурамчик, поднимая указательный палец к потолку.