Прекрасная толстушка. Книга 2

— Прямо сейчас? — усмехнулась я.

— А что? — пожал плечами он.

— Я легка на подъем, но не настолько…

— А что вам мешает?

— Очень и очень много вещей мне мешают, — сказала я на этот раз серьезно. — И давайте не будем больше об этом говорить… — Я посмотрела на часы. — Вам через пятнадцать минут нужно сесть в машину, а вы еще не расплатились с официантом.

— Ну, это быстро, — беззаботно ответил он. — Вы позволите покинуть вас на две минуты?

Меня неприятно царапнуло, что он так легко отказался от своих тайных намерений. А сколько слов я прочитала в газетах о его невероятной целеустремленности… Вот и верь после этого газетам.

Его не было минут семь. Он вернулся, неся в обеих руках большую картонную коробку, перевязанную шпагатом.

— Мы опаздываем, — тревожно сказала я, поднимаясь к нему навстречу. — Сейчас без пяти одиннадцать.

— Без семи, — уточнил он, взглянув на свои часы. — Мы идем в графике. У шахматистов, особенно тех, кто любит блиц, хорошо развито чувство времени.

5

А дальше пошло нагромождение нелепиц, как в кошмарном сне. Сперва мы ждали целую минуту гардеробщика, что бы получить мое пальто. Потом очень долго не было лифта. Мы его так и не дождались и бросились к лестнице. Благо, бежать нужно было вниз.

По дороге у него характерно звякнуло в коробке.

— Что у вас там? — спросила я.

— Мое утешение в дороге и завтрак. У меня дома еды никакой нет.

Около его номера мы были уже без одной минуты одиннадцать. Разумеется, по закону жанра замок не открывался! Он бессмысленно пытался повернуть его то в одну, то в другую сторону. Я чувствовала, как от волнения мой лоб покрылся испариной.

— Может, у вас рука легкая? — в отчаянии спросил он и протянул мне ключ. Я нежно вставила его в скважину и, затаив дыхание, осторожно повернула. Потом еще раз. И не почувствовала никакого сопротивления.

— С замками, как с женщинами, нужно обращаться ласково, — произнесла я много раз слышанную фразу и, легонько нажав на ручку, открыла тяжелую дубовую дверь. — Вы мой ангел-спаситель! — вскричал он. — Дайте я вас поцелую!

И не успела я опомниться, как он запечатлел на моих губах сочный, звонкий поцелуй, который только быстротечностью отличался от настоящего…

— Теперь я буду делать добро с оглядкой… — сказала я, помотав головой.

— Люди всю жизнь тяжело расплачивались за свои добрые дела, — прокричал он уже из ванной. Оказалось, что ничего у него не собрано. Его открытый кожаный чемодан лежал на белом рояле, пижама висела рядом на стуле, на другом стуле висела белая рубашка и два галстука. На столе стояла черная лакированная шахматная доска с белыми клетками из перламутра, на которой были расставлены замысловатые шахматные фигуры, искусно выточенные из почти белого со слабым зеленоватым оттенком и темного буро-зеленого нефрита.

— Давайте я сложу вещи в чемодан, — крикнула я.

— Вы рискуете нарваться на еще один благодарный поцелуй! — отозвался он из ванной. — Только чемодан не закрывайте. Здесь еще куча вещей…

— Где наша не пропадала, — пробурчала я, складывая пижаму.

Он прибежал из ванной с целой охапкой туалетных принадлежностей и прямо навалом высыпал их в чемодан.

— Да не складывайте вы эти тряпки, кидайте так… — Он вырвал у меня из рук недосложенную пижаму и, скомкав ее, сунул в чемодан. Такая же участь ожидала рубашку вместе с галстуками, потом он одним движением руки сгреб шахматные фигурки с доски на стол и, перевернув доску, начал их засыпать в бархатное темно-вишневое нутро доски пригоршнями, точно орехи.

Я посмотрела на часы.

— Мы уже на четыре минуты опаздываем…

— Ничего, у нас еще шесть минут резерва! — беспечно отозвался он и, захлопнув доску, швырнул ее в чемодан и закрыл крышку. Потом он надел пальто, черный берет, оглядел номер и облегченно вздохнул. — Ну вот, вроде все! Присядем на дорожку.

Он плюхнулся в кресло, я присела на край стула. Через секунду вскочил с криком:

— По коням!

И дернул за ручку лежащий на столе чемодан. И тут я, словно в замедленном кино, увидела, как распахивается плохо закрытая крышка и по всему номеру веером разлетаются его вещи: рубашки, галстуки, тапочки, трусы, бритвенные и туалетные принадлежности, как падает на угол шахматная доска, мягко подпрыгивает на ковре, ударяется другим углом и, распахнувшись, изрыгает из себя водопад фигурок, которые, распавшись, шустро разбегаются в разные стороны, прячась под диваном, креслами, стулья ми как мыши, застигнутые хозяйкой в кладовке за веселой пирушкой.

Он на мгновение оцепенел, потом театральным жестом сорвал с головы берет, швырнул его об пол и разразился бранью, которая хоть и состояла из цензурных слов, но по выразительности не уступала самому отборному мату.

Я же тем временем опустилась на колени и стала собирать его вещи. Он тоже принялся ползать, собирать шахматные фигуры, расставляя их на доске так, будто собирался играть.

— Вы что делаете? — испуганно спросила я.

— Нет, я не сошел с ума, — криво усмехнулся он. — Это чтобы знать, чего не хватает… Ну вот, не хватает белого ферзя, — горестно закончил он.

— Королевы? — уточнила я.