Прекрасная толстушка. Книга 2

Я много раз порывалась ему позвонить и высказать все, что я о нем думаю, но его домашний телефон молчал, а на работе мне каждый раз говорили, что он в длительной командировке и когда вернется, неизвестно. Наверное, это и спасло меня. Разумеется, если можно считать спасением все, что произошло со мной дальше…

Звонки от Принца с каждым днем становились все грустнее. Он храбрился, шутил, но я по его голосу чувствовала, что что-то неладно.

Однажды я на него насела как следует, и он признался, что испытывает неожиданные затруднения с получением визы. Больше того — королевской семье стало откуда-то известно о его намерениях жениться на русской девушке, не принадлежащей к числу знатных фамилий.

Принц сознательно не сообщил своим высочайшим родственникам о своих намерениях, дабы избежать с их стороны давления и бессмысленных попыток отговорить его. Он решил поставить королевскую фамилию перед фактом, когда уже будет невозможно что-либо изменить.

Такой мезальянс лишал его не только теоретического права на престол, но и покровительства королевской семьи. Теперь он не мог обратиться к ним за помощью и хлопотал о получении визы как рядовой гражданин своей страны. Больше того — в какой-то момент ему показалось, что чиновникам советского посольства как бы доставляет особенное удовольствие отказывать именно отпрыску королевской фамилии.

Впрочем, он так же, как и я, был убежден, что это временные трудности, которые он в конце концов преодолеет, и мы соединимся.

Татьяна же придерживал ась на этот счет совершенно другой точки зрения…

Присутствуя однажды при моей бесплодной попытке дозвониться до Николая Николаевича, она задумчиво сказала:

— Нет, Маня, это все бесполезно, поверь мне… Ты ничего ему не докажешь. Только еще хуже сделаешь.

— Так что же мне теперь — умереть и не жить? — с неудовлетворенной злобой спросила я.

— Зачем же умирать?! — с неподражаемой наглостью воскликнула Татьяна. — Безвыходных ситуаций не бывает. Бывают лишь ситуации, требующие нового взгляда на вещи и нетрадиционного подхода.

Мы сочиняли ей легкое муслиновое платьице с рукавами фонариком и с юбочкой колокольчиком по последней парижской моде.

Она стояла у меня посреди гостиной в одних трусах и лифчике, с руками, поднятыми на уровень плеч, а я пыталась обмерить объем ее груди, так как она утверждала, что грудь у нее внезапно выросла так, что ей стали малы все бюстгальтеры.

Грудью своей она чрезвычайно гордилась с пятого класса при ее маленьком росте и миниатюрном сложении грудь таких же размеров, как и у более крупных девочек (не говоря уже обо мне), была более заметна и привлекала повышенное внимание мальчишек.

Поймав наконец кончик все время ускользающего портновского метра, я убедилась, что действительно объем ее груди оказался на целых три сантиметра больше, чем полгода назад. Я исправила старую запись и стала перемерять ее всю.

— Все остальное у меня не увеличилось, — сказала Татьяна, надменно вильнув своей круглой крепкой задницей.

— Стой спокойно! — прикрикнула на нее я, натягивая метр на ее играющие ягодицы. — И в чем же ты видишь выход?

— Нет, он ни за что от тебя не отстанет! — подлила масла в огонь моего нетерпения Татьяна, явно имея уже готовый рецепт в своей кудрявой головке и наслаждаясь своим превосходством. — Давай будем рассуждать логично, — предложила Татьяна.

— Давай, — согласилась я, разгибаясь и сматывая метр. — Можешь одеваться.

— Ну, что я говорила? — победоносно спросила Татьяна.

— Да, ты права, все сантиметры на месте. И на талии и на бедрах.

— Вот видишь! Я всегда права, — с восхитительным нахальством констатировала Танька и стала через голову надевать свой голубенький сарафанчик из набивного ситца, сшитый, между прочим, тоже мной.

И вообще внезапно пришло мне в голову, все хорошее, кроме Юрика, у нее от меня. И всегда я руководила в нашем маленьком дружном коллективе, но в последнее время в Таньке появилось этакое снисходительное превосходство. Я чаще и чаще стала обращаться к ней за советом и, что самое удивительное, беспрекословно исполняла все ее дурацкие рекомендации. Очевидно, влюбленный человек становится совершенно беззащитным и чересчур легковерным. Вот в чем причина трагедии Отелло, а не в ревности совсем…

— Ну давай, рассуждай логично, — тяжело вздохнув, сказала я, так как знала, что Танька и логика — две вещи несовместные.

— Итак, — с важным видом начала Татьяна, — мы остановились на том, что Николай Николаевич тебя в покое не оставит. Возникает вопрос: почему? — Она замолчала, уставившись на меня в упор и явно ожидая ответа.

— Что «почему»?

— Почему он не оставит тебя в покое?

— А черт его знает… — Я пожала плечами. — Потому что сволочь.

— Нет, — решительно перебила меня Татьяна. — Это не научный подход. Давай раз и навсегда определим главную причину его преследований. Скажи, ты его чем-нибудь обидела?

— Может, и обидела… — я снова пожала плечами.

— Чем?

— Тем, что отказалась от него… — я решила не рассказывать Татьяне подробности моей чисто символической измены с Гением.