Прекрасное видение

К Барсадзе, отделившись от тени подъезда, подошел человек в кожаной куртке. Я узнала его – это был мальчишка-шофер, два раза возивший меня. Он вполголоса заговорил было по-грузински, но Барс, остановив его коротким жестом, указал в мою сторону. Парень удивленно посмотрел на меня, пожал плечами и продолжил по-русски:

– Никуда не выходит. К нему тоже никто не приходил. Хозяйка уходила утром на три часа, потом вернулась. Сейчас ее тоже нет, вышла с сумкой. Наверное, в магазине.

Барсадзе кивнул, быстро зашагал к дому. Я побежала следом. «Хозяйка?..» – мелькнуло в голове. Но обдумывать услышанное было некогда: высокая фигура уже скрылась в подъезде.

На площадке второго этажа Барс нажал на звонок. Отчетливо слышались дребезжащие звуки в недрах квартиры. Затем – тишина. Минута. Другая. Осторожные шаги.

– Кто там? – спросил испуганный голос. Я узнала Тони и отчаянно посмотрела на Барса. Тот, в свою очередь, чуть слышно сказал:

– Ответьте вы…

Вот это да!.. Несколько секунд я палила Барса взглядом, готовая убить этого бандита, подставившего меня в последний момент. Но нужно было что-то делать, и я, приблизившись к двери, официальным голосом сказала первое, пришедшее на ум:

– Немедленно откройте, налоговая инспекция!

– О, чеми деда[4]… – тихо ужаснулся Барс. Но произошло удивительное: дверь приотворилась. Правда, цепочка осталась неснятой, но остановить Барсадзе это уже не могло. Он лишь слегка, без видимого усилия, нажал плечом, – и цепочка лопнула.

В квартире не горел свет. Темная фигура метнулась из коридора – прочь от нас. Барс полетел следом, из комнаты послышался грохот, крик Тони: «Но! Пор фавор, но!» Я кинулась было туда, но за спиной у меня хлопнула дверь. Я повернулась. Передо мной, в своем черном длинном пальто, с сумкой в руках стояла Стелла Суарес.

– Ты?.. – изумленно спросила она.

– Вы?! – в свою очередь ахнула я. Стелла, не ответив, резко отвернулась от меня и помчалась в комнату, откуда доносилось яростное рычание и истошные крики.

Барсадзе стоял к нам спиной, и его действий я не видела. Стелла не стала дожидаться прояснения картины и с воплем: «Ихо де пута!» – ударила Барса по голове своей сумкой. Судя по звуку, в ней были консервы. Моя догадка тут же подтвердилась: по полу с грохотом покатились банки.

– Вах! – удивленно сказал Барсадзе. Повернулся, осторожно взял из рук Суарес сумку, положил ее на стол и отошел к стене. Я сделала единственное разумное в данной ситуации – зажгла свет. Лампа под красным абажуром осветила небольшую комнату с ковром на одной стене и репродукцией Веласкеса – на другой, вытертым паркетом, дряхлой мебелью и развесистым фикусом в углу. На подоконнике лежало несколько книг, стояла полная окурков пепельница, туфли на высоком каблуке и бутылка какого-то вина. У окна, вжавшись спиной в батарею, сидел Тони. По его лицу, искаженному страхом, бежала кровь.

Я кинулась к Барсадзе:

– Георгий Зурабович, вы как?

– Спасибо, ничего, – вежливо сказал Барс, ощупывая потенциальную шишку. Взглянув на Стеллу, он поднял ладони вверх, давая понять, что Моралесу больше ничего не грозит. Но Суарес уже стояла у окна, загораживая собой Тони, и бешено кричала в лицо Барса:

– Скотина! Скотина! Скотина! Не смей прикасаться к нему! Я тебя убью!

Ее перекошенное лицо с оскаленными зубами и выкаченными глазами напоминало маску из фильма ужасов. Черные волосы, выбившись из узла, упали на плечи, скрючившиеся пальцы напоминали когти.

– Калбатоно[5]… – начал Барс, шагнув вперед. Этого ему делать не следовало: в тот же миг Суарес бросилась на него, как взбесившаяся кошка, и от ее пронзительного вопля задрожал хрусталь в шкафу. Барсу пришлось перехватить ее руки, остановив их на безопасном расстоянии от своей физиономии, и, отворачиваясь от лязгающих перед его носом зубов, мирно объяснить:

– Я его не трогал, уважаемая. Он сам упал и ударился…

Стелла с силой вырвалась из рук Барса. Всем телом повернулась к Тони. Тот, нервно всхлипывая, еще вытирал кровь с лица. Поймав взгляд Суарес, вялым жестом указал на край подоконника, о который, по всей видимости, ударился, падая. На лице Стеллы появилось озадаченное выражение. С минуту она переводила воспаленный взгляд с Тони на меня и с меня на Барса. Затем устало махнула рукой, начала было снимать пальто, но, избавившись лишь от одного рукава, неловко, боком осела на стул, закрыла лицо руками и заплакала.

Я ушла в прихожую, чтобы раздеться. Что-то подсказывало мне, что мы задержимся здесь надолго. Моя дубленка была вся в снегу. Я, как могла, отряхнула ее на лестничной клетке, повесила на вешалку. Курить хотелось страшно, и я взяла из сумки пачку сигарет.

Когда я вернулась, мизансцена уже изменилась. Стелла больше не плакала, хотя глаза ее были красными и мокрыми, а растрепанные волосы налипали на щеки. Пальто она так и не сняла. Барсадзе поместился напротив нее за столом и выглядел, как всегда, невозмутимым. Тони по-прежнему сидел у батареи, уткнувшись головой в колени. Ни Стелла, ни Барс не обращали на него внимания, о чем-то негромко говоря. Подойдя, я прислушалась.