Прекрасное видение

– Нинико… Мне бы не хотелось, чтобы вы плохо думали о Ванде. Я все понимаю, она обидела вас… Здесь нельзя спорить, но вы… Вы умная девочка. И мне кажется, вы понимаете. Ванда не умеет показывать своих мыслей. Она не умеет жаловаться, не умеет плакать. Она не умеет даже разговаривать с людьми. Ей всегда было проще слушать кого-то, но рассказать в ответ что-то о себе… Она не знает, как это делается. И на лице у нее совсем не то, что… Я же сам не догадывался ни о чем! Она жила со мной целый год, и я ничего не понимал! Мне сорок пять, я много видел, у меня взрослые дети, – и все равно я не понимал! Пока она не поговорила со мной – тогда ночью, в больнице. Я… я не знаю, как сказать, – вдруг смешался Барс.

Я не пыталась помочь ему. Молчала, постукивала ногтем по стакану с минералкой.

– Тогда, когда все это случилось… Она не позвонила вам не потому, что не доверяла. Просто она была уверена, что справится сама. Как до сих пор справлялась со всем. Ей в голову не приходило, что друзья бросятся ее разыскивать, что Бес устроит все эти разборки, что вы будете со мной носиться по Москве… Она привыкла ни на кого не рассчитывать. Ни на вас, ни на мать… ни даже на меня. Вспомните, она писала записку мне, хотела просить о помощи – и не сумела. Особенно после того, как этот Тони предал ее. Вам она не подала виду. Но для нее все, что вы сделали, было большим… большим потрясением. И неожиданностью. Она много плакала – в больнице и потом, в Испании. Сама хотела позвонить вам, но так и не смогла.

– Господи, да почему?! – вырвалось у меня.

Барс грустно усмехнулся:

– Вы же ее знаете… Теперь она думает, что вы считаете ее дурой и истеричкой.

– Конечно, дура, – пробормотала, отвернувшись, я. Отпила минералки, подумала: – Георгий Зурабович… Перед тем, как лететь в Мадрид, позвоните мне, пожалуйста. Я… напишу Ванде.

Он молча кивнул. Чуть погодя сказал:

– Я знаю, что вы уходите из налоговой инспекции. Помните, я предлагал вам работу? Я не шутил. Вы правильно поступили, налоговая инспекция – не место для женщины. Подумайте еще раз, Нинико. Это будет хорошая работа за хорошие деньги. И никакого отношения к моей… м-м… деятельности. За это я отвечаю.

– Спасибо, Георгий Зурабович. Я не могу.

– Нина! – обиделся Барс. – Не подумайте ничего плохого! Это не подарок и не взятка! Мне ведь есть за что благодарить вас. Я не забываю таких вещей.

– Георгий Зурабович… – я улыбнулась. – Ваша информация не точна.

– То есть как? – нахмурился Барсадзе.

– Я в самом деле ухожу из наложки. Но вам не доложили почему.

Выслушав меня, Барс рассмеялся. Ему удивительно шла улыбка, его грубое лицо с тяжелыми чертами сразу молодело на несколько лет. В темных, обычно ничего не выражающих глазах забилась озорная искорка.

– Нинико, но это же прекрасно.

– Я тоже так думаю. – Я вздохнула. Барс, кинув взгляд на мое лицо, явно хотел спросить о чем-то, но, подумав, воздержался. Чуть погодя сказал:

– Если будут проблемы – вы знаете, как меня найти. И, пожалуйста, не стесняйтесь.

– Спасибо.

Я знала, что никогда не обращусь к Георгию Барсадзе за помощью – что бы ни случилось. И все же его слова были мне приятны.

Вдвоем мы вышли из «Колхиды». На улице едва начинало темнеть. Дворник гонял по тротуару воду из лужи, верба у газетного киоска пушилась серебристыми сережками. Над крышами домов вставала белая весенняя луна.

– Куда вас отвезти? – спросил Барс.

– Никуда. У меня встреча через полчаса – напротив, в «Макдоналдсе».

«О, чеми деда…» – отчетливо прочиталось на лице Барсадзе. Он с отвращением покосился на красно-желтое здание «Макдоналдса», но вслух ничего не сказал. Бережно поцеловал мне руку, улыбнулся и пошел к серой «БМВ».

Осадчий, как всегда, опаздывал. В ожидании его я листала журнал, тянула кока-колу через соломинку (сациви все еще давало о себе знать) и даже не сразу заметила знакомую кожаную куртку, мелькнувшую у входа. Петька подошел и сел напротив. Серые холодные глаза выражали крайнюю степень отчуждения и неприступности.

– Привет. Что случилось?

Вчера, когда я позвонила Петьке на службу и назначила свидание, он не сразу нашелся что сказать. Затем замороженным голосом справился о здоровье бабушки и поинтересовался, чем вдруг вызван подобный интерес к его скромной персоне. Не влипла ли я в криминальную историю со своими новыми дружками? Последняя фраза содержала прямой намек на Барсадзе, но я не поддалась на провокацию, заверила Осадчего, что все в порядке, и повторила, что мне очень нужно с ним увидеться. Петька наконец пришел в себя, заявил, что у него масса дел, и личных в том числе, времени на пустую болтовню мало, но если я уж так настаиваю, то он, так и быть, из уважения к женщине придет к восьми часам в «Макдоналдс». Пожалуйста, не задерживайся, дорогая. «Не беспокойся», – ледяным тоном заверила я. Желание со всего размаху швырнуть трубку на рычаг было мною с честью подавлено.

– Так в чем дело? – осведомился Петька. – Давай быстро, время – деньги…

– Ничего особенного. – Я достала из сумочки узкую полоску бумаги. Положила на стол перед Осадчим. С минуту Петька озадаченно разглядывал ее.