Прекрасность жизни

А я, признаться, вдруг неожиданно затосковал после ее внезапного отъезда и, проводив ее до разукрашенной флагами многих стран фелюки, долго бродил по берегу залива, бросал в воду камешки, много и напряженно размышляя о том, что концентрические круги, расходящиеся по поверхности, существуют лишь в прямом направлении, необратимом и необратном. Как странно все здесь устроено, думал я, выпив однажды полторы бутылки вина "Абхазия абукет" и лежа в сарае на ссохшемся сене, покрытом дерюжкой и белоснежной простыней. Как странно! Она уехала, и где-то она сейчас? Я никого не люблю, и меня, наверное, будут мучить поллюции...

Я уже засыпал, так и не придя ни к какому определенному решению, как вдруг дверь сарая тихо, со скрипом отворилась и передо мной оказалась ужасно старая старуха лет 60-80, но только совершенно почти голая. Очевидно, она работала на ближайшей свиноферме, кормила в ночную смену свиней, ей стало скучно, вот она и заглянула ко мне на огонек.

- А потри-ка мне титьки, я совсем замерзла,- сказала она, выпрастывая и выставляя вперед свои совершенно синего, как слива, цвета титьки. От нее пахло ровно и хорошо - молоком, поросятами, навозом, алкоголем, в голосе ее было столько убежденности, что я потянулся к ней рукою, и она доверчиво распахнулась мне навстречу уже практически вся, отчего и казалась мне смутной точкой в розовом телесном тумане, а отнюдь не тривиальной черной щелью... Когда все кончилось, и я засыпал, убаюканный ее неторопливыми объятиями, то, проснувшись утром, обнаружил, что вновь сплю со своей прежней подружкой: на фелюке случился бунт, кого-то повесили на рее, и она была вынуждена возвратиться обратно. Я любил ее, и она всегда ждала меня все эти и все другие долгие годы, когда я честным трудом добывал себе свободу. Но когда мы вышли после обеда прогуляться до ближайшей кофейни, то навстречу нам шла процессия и несли деревянный гроб. Сердце мое все сжалось от нехорошего предчувствия. И действительно, процессия вскарабкалась на высокий утес, мелькнул в воздухе раскрывшийся гроб, и я узнал ее, свою ночную гостью. "Ши дайед эт зе уокер поуст!" - рыдали в толпе...

Пров Пиотрович смахнул рукавом внезапно набежавшую слезу и стал дрожащими пальцами сворачивать козью ножку, достав махорку и аккуратно нарезанные газетные бумажки из круглой жестяной коробочки с полустершейся надписью "Ландрин".

- ...Вот. И она отставила тряпку, ведро, вытерла потный лобик тыльной стороной ладошки и, сдувая прилипшие к этому лобику одинокие волосики ее прямой прически, сказала: "Дедушко, можно я тебя поцелую?.." - Хунцихун Теодорович осторожно коснулся рукой плеча курящего Прова Пиотровича, как бы тем самым утешая его после нелегкого рассказа о пережитом, и продолжал говорить почти безо всякого на этот раз акцента, который был ли иль не был у него - непонятно: - "Да за что ж етта, шалунья, ты будешь меня целовать?" - задрожал я, искоса поглядывая в узкое подслеповатое окошко бунгало, опасаясь, не подстроено ли это могущественной каморрой, пославшей меня в ссылку, с одной стороны, а с другой - не придут ли меня бить по лицу туземцы во главе с папашей девочки, высоким улыбчивым хлеборобом, имеющим медное кольцо в носу и мелкие синенькие бантики из оберточной рафинадной бумаги в жестких курчавых волосах. "Ты такой добрый, дедушко! Ты рассказал мне про древнего волшебника дядю маркиза де Сада и его потустороннего ученика, прилежного колдуна Ерофея, который родился в русском Смоленске и провел детство, отрочество и юность, припав к банным окошкам и тем самым сотрудничая с Гестапо, за что получил 45 лет без права переписки, ты не шутя говорил мне, что роман В. Набокова "Лолита" был удостоен Орловой премии за укрепление любви между всеми народами, ты читал мне "Алису в Стране Чудес". Ты - добрый дедушко, и я хочу отплатить тебе за твое добро своим. Не отказывайтесь, дедушко! - топнула она ножкой.- А то я велю папе собрать гребцов-канаков, они заколотют вас в деревянный гроб, подымут на тот же самый утес, что и возлюбленную Прова Пиотровича, и так же сбросют в море, если он, конечно, не врет, как сивый мерин.

- Я сивый мерин? - побледнел Пров Пиотрович.- А впрочем, суть в другом. Неужели вы все же воспользовались малолетностью неопытного ребенка? Неужели вам не стало стыдно?