Прекрасность жизни

- Нет. Наслушался обывательских разговорчиков... Нам выдают только форменную одежду. Все остальное мы приобретаем за свой счет. Так что если ты встретишь меня бесцельно прогуливающимся где-то в людном месте и я не отвечу на твое приветствие, то не удивляйся и ко мне не подходи, а лучше и совсем со мной не здоровайся. В перспективе у меня конечно же другая работа, но пока и это нужно испытать, - снова пошутил он.

- Кеша, а как же эта, в Израиле, она тебе не помешала? - спросил я.

- Ох, обывательщина, обывательщина,- снова покачал головой Иннокентий.- Коротко отвечу: не помешала. А вообще-то поменьше задавай вопросов. Я сначала тоже задавал вопросы. Например, кто главный режиссер того театра, мимо которого мы проезжаем. Или: а зачем мне уметь наматывать портянки, мы же не в армии? Но мне старшой каждый раз: "Как ваша фамилия?" И записывает меня в книжечку... Я понемногу и отвык. Меня обсуждали на собрании.

- Ох, Кеша, Кеша! - вздохнул я.- Боюсь, что с твоим характером туго тебе придется, боюсь, что ты вряд ли сделаешь большую карьеру и тебя, возможно, даже оттуда вычистят с таким характером и некоторым, ты пойми меня правильно, индивидуализмом.

- А ты не бойся! Сейчас другие времена! - Кешкины глаза на секунду стали холодными, а потом вновь потеплели, и он подмигнул мне.

Напоследок я спросил его:

- Кешка, старый ты мой товарищ, ну вот скажи мне, а если я нарушу закон, ты меня арестуешь?

И он ответил, слегка подумав, но как всегда уверенно и точно:

- Я думаю, этого никогда не случится. Я знаю тебя, твою семью, твои истории, но я верю в твое хорошее начало, добрую будущность, верю в твой ум, ясную голову и понимание незыблемых основ наступательного прогресса прекрасности жизни.

Я в упор глядел на него, и мы подняли головы.

Над нами голубело безоблачное небо. Ослепительно сияло, желтое солнце. Реактивный самолет исчезал в неведомом пространстве, олицетворяя тем самым могущество нашей Родины СССР, гражданами которой мы все, за исключением некоторых, являемся и будем являться, по-видимому, всегда.

- Кстати, ты не поверишь, но я уже довольно бегло говорю по-китайски,чуть усмехнувшись, сказал Кешка.- Самостоятельные занятия плюс интенсивный курс по системе болгарского профессора Лозанова.

- Скажи что-нибудь,- попросил я.

- Чжунго нинь хао! Здравствуй, товарищ! - сказал он.

Вот так мы с ним и встретились в последний раз.

ГЛАВА 1967

Трагические последствия

одной нелепой шутки

Однажды один гражданин шел еще не поздно вечером с работы домой и все время смотрел под ноги, твердо веря в свою удачу.

Одет он был в очень красивый костюм из дорогой импортной синтетической ткани, под костюмом и рубашка с галстуком имелись, а в манжеты рубашки были вдеты замечательные янтарные запонки, и очень жаль, конечно, что никто из окружающих его и встретившихся ему людей этого пиджака, галстука, рубашки и запонок путем разглядеть не мог ввиду того, что поверх вышеописанного одежного великолепия был накинут на гражданина неопрятный прорезиненный плащ, длинный, до пяток,- это во-первых, а во-вторых, поясом подпоясанный гражданин напоминал собою нечто гадкое, жалкое и смешное, а что именно никак вспомнить нельзя было, и только лезло в мозг совершенно неуместное здесь слово "лазутчик". Шел человек по улице, шел еще не поздно вечером домой и все время смотрел под ноги, твердо веря в свою удачу, и вдруг видит - лежит под ногами юбилейный рубль.

О юбилейный рубль - задумка и сознание умных и деятельных граждан! Ты лежишь на влажном и темном весеннем асфальте и блестишь, как обратная сторона медали. Ты и не похож даже на сирых занюханных доюбилейных братьев своих - рубль бумажный и рубль железный. Те тоже, конечно, в сущности, не самые последние из денег, но какая-то ущербность в них, мешком они пустым из-за угла стуканутые, кочуют, стираясь и тускнея, по советским карманам, и любят их только за то, что как ни крути, а все-таки - деньги они, а так еще за что еще и любить-то их? Нет. Велико предназначение твое, юбилейная монета,- вернуть былое увлечение, заинтересованность, чтобы шел человек по улице, глядя себе под ноги,- ан вот, сверкает под ногами юбилейный рубль, сияет.

И гражданин нагнулся, и гражданин потянулся, и гражданин пальцы растопырил.

А дети в школу не пошли и сидели на стройке, на бревнах. А так как учились они во вторую смену, то время, значит, шло уже ближе к вечеру, а так как стройка была не новостройка, а реконструкция столовой под ресторан, то сидели они на бревнах, которые были вовсе не бревна, а пиленые налощенные доски, и сидели они в самом центре города. Шел весенний холодненький дождик. Асфальт взмок, напитался асфальт, потемнел. Гудели легковые машины, наливались огнем буквы световых реклам, чтобы вспыхнуть вечером во всю свою ограниченную напряжением 220 вольт мощь. Никто еще никуда еще не спешил, было светло еще, и из окон раскрытых не грянули еще бодрые и неумолимые звуки поп-музыки.