Прекрасны ли зори?..

Посоветовавшись, мы решили выдвинуть перед позициями несколько засекреченных постов. Дистанцию они должны сохранить такую, чтобы никто между ними не мог проскользнуть.

Чернопятко попросил начальника заставы послать его в «секрет». Терешкин согласился.

Бойцы скрылись в темноте. Они прихватили с собой нашего общего любимца Рекса. Это была умная собака, которая помогла пограничникам задержать не одного нарушителя.

Минуты тянутся, как часы. А часы кажутся целыми сутками. С досадой думаешь: «Почему до сих пор не светает?» Машинально смотришь на светящийся циферблат часов — а прошло-то, оказывается, всего несколько минут…

Бойцы молчат. Даже разговаривать пропала охота. Напряжённо прислушиваются. Но доносится только кваканье лягушек с озера и свиристят кузнечики.

Вдруг лягушки смолкли. Все разом. Их кто-то потревожил, не иначе… Не минуло и четверти часа, послышался шорох посыпавшегося со склона галечника. Вскоре из темноты послышался отчаянный крик, слившийся с рычанием Рекса. И тут весь склон сопки огласился воплями: «Банзай!.. Банзай!..»

В такую темень пуля — плохая помощница. Она слепа — может и в своего угодить.

Терешкин выпустил ракету, осветив на мгновение склон. Силуэты японцев, похожие на призраки, приближались с трёх сторон. Наши бойцы, сидевшие в «секрете», уже открыли по ним стрельбу.

Лейтенант Терешкин выскочил на бруствер и, вскинув руку с наганом, крикнул:

— Взво-о-од! За мной в атаку!

Я бросился за ним. Справа, слева, позади слышался топот бегущих товарищей. «Ур-р-ра-а-а!» — загремело над сопками. Мы понеслись под уклон, сшиблись, сминая ряды самураев.

«Ур-р-ра-а-а!» — откликались сопки многократным эхом.

До самого рассвета японцы больше не осмеливались нас беспокоить. Но победа в ночной схватке нам обошлась дорого. Многих товарищей мы недосчитались.

Перед рассветом вернулись двое бойцов, которых Чернопятко посылал на заставу за минами. Под покровом утреннего тумана мы заложили на подступах к нашим окопам около пятидесяти этих «гостинцев». Две оставили в окопе. Зарядили и оставили. Никто не спросил, для чего они здесь. И так ясно каждому, на какой случай они припасены. Но мы старались не думать об этом. Старались не терять надежду, что к нам всё-таки успеет прийти помощь…

На заре, когда первые лучи солнца упали на наше трепещущее на ветру пробитое пулями знамя, к нам подошла подмога.

Я получил задание: с несколькими бойцами моего отделения переправить раненых с сопки Заозёрной в тыл.

Носилок не хватало. Нескольких тяжелораненых решили поочерёдно нести на спине. А тех, кто мог ещё передвигаться сам, поддерживали, помогали идти.

У подножия скал, похожих на грибы, остановились. Около них лежали наши погибшие товарищи. Мы минуту постояли безмолвно, обнажив головы. Затем спешно стали спускаться с сопки.

Я на минуту задержался и оглядел в бинокль вражескую сторону. У деревни Хомуку остановилась колонна автомашин. Из неё стало выгружаться вновь прибывшее пополнение японцев. А по реке Тюмень-Ула, серебристо мерцающей вдали, плыли две чёрные баржи, битком набитые японскими солдатами. Третья баржа стояла уже у причала, и с неё сходила на берег воинская часть.

Я посмотрел на своих товарищей, остающихся в окопах. Да, жаркий им предстоит день.

Спустившись с сопки, мы стали пробираться через болото, сплошь заросшее камышами. Под ногами хлюпала жижа. Шли гуськом, след в след. Тот, кто шёл первым, нащупывал дорогу палкой. Легко было оступиться и увязнуть по пояс.

Вдруг над головой с воем и шипением пролетел снаряд и упал неподалёку, взметнув чёрный веер болотной грязи. Зашуршал тростник. Отдельные камышинки, вздрогнув, падали, будто кто-то невидимый скашивал их.

— Ложись! — крикнул я и не успел броситься на землю, как сильным ударом выбило из моих рук винтовку.

Когда мы распластались между кочек и притихли, стало слышно, что где-то неподалёку строчит вражеский пулемёт. Вдруг в той стороне что-то оглушительно захрюкало, послышался шум.

Кабушкин чуть привстал и огляделся. Лицо его покрылось мертвенной бледностью.

— Товарищ отделком, бронетранспортёр! — проговорил он сдавленным голосом, еле шевеля побелевшими губами. — На нём пять или шесть солдат с пулемётом. Кажется, нас заметили и направляются прямо на нас.

Рокочущий шум мотора нарастает. Что делать? От моего решения зависит жизнь товарищей. Я должен выполнить приказ: спасти раненых. Гулко бьётся сердце, отсчитывая мгновения. Вот когда узнаёшь цену каждой секунды.

Бронетранспортёр стремительно приближается. Теперь нет сомнений, что на нём заметили, где мы залегли.

— Уложить раненых на плащ-палатки! Ползком к озеру! Быстро! Кабушкин, ко мне!