Читаем Прекрасны ли зори?.. полностью

Разговор за столом не затихал ни на минуту, было о чём вспомнить. Мы и не заметили, как промелькнуло несколько часов. За окном засинели сумерки, зажелтели фонари на столбах. А мы всё говорили, смеялись. Весело было нам как никогда. Ведь не так-то часто удаётся друзьям собраться всем вместе. А Маргарита тоже то и дело напоминала о многих памятных случаях из нашей жизни — можно подумать, что росла с нами вместе. Но мои друзья не дивились этому. Они знали, что я подробно рассказывал ей обо всём, что с нами было в те далёкие времена, отделённые теперь уже от нас многими годами.

Потом мы решили пойти полюбоваться городской ёлкой, поставленной на площади.

Домой мы возвратились поздно. Я позвонил Терешкину. Разбудил его и пригласил ужинать. Он начал было ворчать, но, узнав, что у меня собрались самые близкие друзья, согласился. Пришёл он с аккордеоном. Мы пели наши любимые песни — о пограничниках, о лётчиках, о шахтёрах. Танцевали.

Было далеко за полночь, когда Чернопятко и Терешкин распрощались с нами и ушли.

Утром Рахиля поднялась рано. Она спешила на вокзал. Я хотел проводить её. Она запротестовала. Зашла в детскую комнату, поцеловала моих спящих дочек. Обняла, прощаясь, Маргариту. «Желаю вам большого счастья», — сказала она и вдруг смахнула с ресниц слезу, что уже совсем не к лицу пилоту. Но женщина есть женщина, и я промолчал — сделал вид, что не заметил.

На пороге Рахиля обернулась ко мне и, улыбнувшись своей всегдашней лучезарной улыбкой, сказала:

— Гильфан-абый, дружба остаётся в силе!

Её каблуки торопливо застучали по ступенькам. Глухо хлопнула дверь в подъезде.

Одиннадцатый рассказ Гильфана

В начале июня 1941 года меня, Ивана и Петра Фёдоровича Терешкина направили в Западную Белоруссию на стажировку. Страшная нищета открылась нашим глазам. Здесь ещё совсем недавно хозяйничали польские паны. Красная Армия освободила белорусских крестьян от панского ярма. Но слишком разорён был этот край. Хозяйство своё крестьяне налаживали с трудом, медленно. Даже зерно на току они молотили допотопным способом — цепами. Мало отличались условия жизни людей и скота. Наверно, поэтому болезни каждый год подкашивали множество людей.

Ребятишки с ранних лет начинали работать на панской усадьбе. Они знали, что такое тяжёлый труд. Но никто из них не знал грамоты.

Лились над Белоруссией унылые песни. Потеряли люди надежду обрести когда-нибудь свободу: слишком сильными казались паны и слишком страшными они были в гневе…

Но свобода пришла неожиданно с той стороны, где каждое утро всходит солнце. В притихшие малолюдные деревеньки пришли красноармейцы и будто высветили, обогрели землю алыми звёздами, что были у них на шлемах. И люди стали выбираться из своих землянок, заполнили улицы. Они обнимали братьев, изгнавших с родной земли панов.

Земля стала добрее, вода слаще, воздух живительнее, как только пришла свобода. И сил у людей прибавилось во сто крат. Стали работать не покладая рук. Не на панов теперь трудились — на себя. Начали строить светлые школы. Библиотеки! Читальни! Клубы!

Но край просветлевшего было неба опять постепенно заволакивали тучи. Были те тучи чёрные-пречёрные и пахли гарью. Наплывали они с той стороны, где каждый вечер садится солнце. Там, над Европой, бушевал всё пожирающий огненный смерч, называемый страшным словом — война.

С запада к нашей границе вплотную подступили фашисты.

Вам доводилось бывать в городе Гродно? Зелёный был городишко, утопал в садах. А воздух чистый, как родниковая вода. Бывало, дышишь — надышаться не можешь. А выйдешь за город — красотой никак не налюбуешься. Что ни улица — бульвар, что ни двор — ухоженный сад. Прямо в городе ключи бьют из-под земли. А соловьи по ночам так распоются, бывало, что стараешься сон отогнать от себя — всё слушал бы и слушал. Даже мниться начинает, что в Апакай попал или в Ямаширму…

В самом центре города был обширный парк. В нём столетние дубы росли и сосны. Неподалёку размещался штаб нашей Третьей армии. Сколько полегло там людей, отстаивая от фашистов город и штаб!..

В этом парке, напротив здания, где прежде размещался штаб Третьей армии, сейчас возвышается обелиск Славы над братской могилой. Там похоронена девушка из Татарии, Герой Советского Союза Ольга Санфирова…

В субботу мы весь день провели в штабе. Осваивали тактику наступления и обороны, ориентируясь по топографической карте. Лейтенант Чернопятко в этой своеобразной военной «игре» был в роли командира артиллерийского полка. Остальные командиры, в том числе и я, командовали батальонами. Эти занятия продлились более шести часов. Чернопятко довольно искусно командовал полком. Да и мы старались не оплошать. Словом, наши наставники, следившие за ходом «боя», остались нами довольны.

В наше общежитие мы вернулись сильно уставшие. Уже стемнело. Ребята тут же повалились на свои кровати. Я подсел к столу и написал домой письмо.

Мои друзья, уставшие за день, давно уже спали. Я тоже выключил свет, разделся и лёг. Но долго не мог уснуть, всё думал о моих дочурках, о жене…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза