Прекрасны ли зори?..

Вызвал я к себе разведчиков. Спрашиваю, нет ли среди них боевых ребят, добровольцев, которые смогут живым или мёртвым доставить генерала Фалькнерса. Короче говоря, выкрасть его.

Нашлись такие ребята. Отчаянные разведчики были в моём батальоне.

Мы разработали план, и самые опытные разведчики отправились за генералом. Вернее, они должны были только помешать ему уйти (как уже не раз случалось), когда мы пойдём в атаку.

Чтобы облегчить эту операцию, мы попросили командующего хорошенько обработать позиции немцев с воздуха. Аэродром располагался неподалёку от нас, около деревни Мир.

Незадолго до прибытия наших самолётов мы ещё раз обратились к немцам с предложением сдаться. Но никакого ответа не последовало.

Вскоре послышался рокот моторов, и низко над лесом показались наши «этажерки». Они обычно появлялись неожиданно, едва не задевая шасси макушек деревьев, и сбрасывали бомбы на опешивших врагов. С небольшой высоты им нетрудно было попадать в цель. Тем более что наши лётчики уже хорошо знали расположение огневых точек противника. Вот и на этот раз они обрушили свой бомбовый груз на миномётные батареи фрицев, разбили их дзоты. Во вражеском стане поднялся переполох.

Пользуясь суматохой, мы подобрались совсем близко к их переднему краю и притаились в густом ельнике. Самолёты сделали последний заход и унеслись на восток.

Не успели фрицы выскочить из полузасыпанных щелей, где прятались от бомбёжки, мы оказались в их окопах. Началась рукопашная схватка. Большинство врагов, отстреливаясь, стало отходить в гущу леса. Но многие стояли в окопах, высоко задрав руки и тараща на нас испуганные глаза.

Основные силы врагов всё-таки отошли и увели свою технику.

Едва бой затих, мои разведчики привели группу обезоруженных немецких офицеров, среди которых, заложив руки за спину и высокомерно глядя перед собой, шагал сам генерал.

Генерал сносно говорил по-русски. Мы обошлись без переводчика. Я развернул карту перед ним. Генерал намётанным глазом окинул карту, перевёл взгляд на меня. На его лице появилось выражение растерянности.

— Я предполагал, что фронт удалился всего на километров двадцать — тридцать… — пробормотал он и принялся мять дрожащими пальцами сигарету.

— Фронт отдалился более чем на двести — триста километров. Вы в обыкновенном «мешке», герр генерал. Мы не хотим лишнего кровопролития. Чем больше гибнет наших солдат, тем большую ненависть вы пробуждаете к себе…

— При настоящей ситуации я могу отвечать только за себя, — резко сказал генерал.

— Но если вас сколько-нибудь заботит судьба ваших солдат, вы можете ещё многое сделать, — возразил я. — Вспомните благоразумный поступок вашего коллеги Паулюса…

Помолчав, Фалькнерс хриплым голосом произнёс:

— Даже при желании помочь моим солдатам я сейчас бессилен что-либо сделать…

— Вы свободны, генерал, — сказал я. Заметив его растерянность, уточнил: — Временно свободны. Как вы понимаете, не будь я уверен, что мы встретимся вторично в аналогичных обстоятельствах, не отпустил бы вас. От вас самого зависит, в каком тоне мы тогда продолжим наш разговор. Ступайте.

Фалькнерс нерешительно зашагал прочь, временами беспокойно оглядываясь. Видно, боялся, как бы не выстрелили ему в спину. Вскоре он скрылся в лесу, на который начали опускаться сумерки.

Я объяснил товарищам, что, если генерал даже обманет, потеря невелика: всё равно его корпус обречён, а сам генерал снова будет в наших руках. Но если генерал трезво оценит ситуацию и сделает правильные выводы, то должен склонить свой корпус к капитуляции. Мы убережём сотни наших бойцов. Ведь на войне без риска всё равно не обойтись.

Сутки прошли. Вторые минули. Никаких вестей от Фалькнерса не поступает. Начал и я сомневаться в успехе этой затеи. Стало одолевать беспокойство: ведь предстоит перед командованием ответ держать. Грех на мне немалый — пойманного немецкого генерала отпустил!

На третьи сутки мы возобновили наступление. Но чувствуем, что сопротивление врага заметно ослабло. Целыми группами солдаты сдаются в плен. А генерала всё нет и нет. Внимательно присматриваюсь к каждому пленному. «Не переоделся ли Фалькнерс в солдатский мундир?» Не желает, видно, добровольно сдаваться. Но ничего, он не птица — не улетит.

Однако так мне и не довелось больше встретиться с генералом Фалькнерсом…

Со дня на день я ожидал вызова в штаб армии. Удивляюсь только, что очень уж долго не вызывают.

А спустя несколько дней я услышал удивительную историю.

В одном из воздушных боёв был повреждён наш «У-2». Лётчики вынуждены были посадить самолёт на широкой лесной просеке. Оба пилота выбрались из кабины и стали возиться с мотором, пытаясь его исправить. Вдруг их внимание привлёк треск сучьев в лесу, шелест опавшей листвы — будто брело по лесу заблудившееся стадо. Вдруг на поляну высыпала многочисленная группа вооружённых фашистов. Это произошло так неожиданно и быстро, что лётчики не успели спрятаться в укрытие. Выхватили наганы. Тут идущий впереди офицер высоко поднял палку, к концу которой был привязан белый носовой платок.

— Рус, не стреляйт! Мы есть сдавайс! — крикнул он.