– Может, выпьем чаю? – спросила я и мгновенно почувствовала желание забрать слова назад. – Если ты занят, то ничего страшного, я могу просто…
Он замолчал, и я ждала, что он откажется. Он пару раз в нерешительности открывал и закрывал рот, но ответил:
– Да, конечно.
– Тогда встретимся в чайной комнате.
Он кивнул.
Взяв тепловой фонарь, я пошла в небольшую комнату рядом с главной гостиной, прихватив с собой три ночных фонарика: их света хватило для освещения двух низких чайных столиков, напольных подушек кремового цвета и розовато-лиловых стен комнаты. Я дернула за шнур на стене, и из-за панели выскочила служанка:
– Да, мисс?
– Не могла бы ты сервировать чай на двоих? И разожги, пожалуйста, камин.
– Конечно, – поклонилась она и исчезла.
Реми вернулся, его ботинки скрипели при ходьбе так, будто он на каждом шагу давил жуков.
– Ты слишком шумишь для этого времени ночи.
В ответ он что-то проворчал и уселся на подушки напротив меня.
Служанка вернулась. Она катила перед собой тележку с чайником, и разлила чай по чашкам.
– Спасибо, – хором сказали мы с Реми.
Я засмеялась, и он с трудом подавил улыбку. Служанка разожгла камин, и яркое пламя раскрасило отблесками его темно-коричневую кожу.
Мы потягивали чай небольшими глотками, когда не о чем было говорить. Когда один из нас не мог больше ее терпеть, мы задавали друг другу вопросы:
Но когда промежутки молчания стали увеличиваться, а чай – остывать, мои мысли вернулись к королеве, принцессе Шарлотте и страхам Иви. Наступило то время ночи, когда моя тоска по сестрам становилась почти невыносимой. Если одна из нас сталкивалась с проблемой, мы ждали, пока наши матери заснут, а храп Дюбарри начнет сотрясать стены, тайком пробирались на веранду и залезали на крышу. Мы ложились на нее будто снежные совы, рассматривая небеса, и разговаривали обо всем: о неприятности, в которую угодила Эдель, страхе Валерии быть обделенной вниманием, переживаниях Амбер из-за сложных уроков. Мы развлекали Хану, мечтающую с кем-нибудь поцеловаться, утешали Падму, которая беспокоилась о младенцах в яслях, обсуждали мои мечты о путешествиях или то, что может прятаться в темном лесу за домом.
Я никогда не оставалась одна.
Я украдкой взглянула на Реми. Серебряная полоска седины в его волосах сверкала под светом летающих под потолком ночных фонариков. Я достала маленькое зеркальце из-за воротника платья и начала рассеянно водить по нему пальцами. Как бы мне изловчиться и посмотреть на истинное отражение моего стражника, как узнать, могу ли я ему доверять?
– Что это? – спросил Реми, показывая на зеркало.
– Ничего. – Я решила воспользоваться случаем. – Можно мне задать тебе вопрос немного иного рода?
– Зависит, какого именно рода.
Я выдавила из себя смешок:
– Как бы ты ответил, если бы кто-нибудь попросил тебя поучаствовать в опасном деле?
Он поставил на стол чашку, прищурился, и каким-то образом его идеально прямая спина выпрямилась еще сильнее:
– В каком смысле опасное?
Я попыталась подобрать правильные слова:
– Что-то, что могло бы навредить тебе.
– Зачем кому-то просить меня, чтобы я навредил сам себе?
– А если бы это спасло чью-то жизнь?
– Об этом просят тебя?
– Нет, – соврала я. – Конечно нет. Мне нужно дать совет одной из сестер по поводу одного специфического заказа ее клиента.
Он кивнул, но по его лицу я не могла сказать наверняка, поверил ли он мне.
– Клиенты просят Прекрасных о самых разных вещах, – добавила я.
– Наверное.
– Как бы ты поступил?
– У всех есть обязанности. На нее, как и на тебя, была возложена огромная ответственность, и она дала клятву выполнять свой долг. Но никакие обязательства не могут заставить кого-либо рисковать своей жизнью. Это задача солдат. Твоя сестра решила сменить профессию?
– Конечно, нет.
– Тогда она должна сама установить границы, – сказал Реми.
– Это иной способ сказать «нет». Можешь ли ты сказать «нет» главе Дома Войны?
– Солдаты дают клятву защищать Орлеан до самой смерти. Я не могу, но твоя сестра может.
Я с трудом подавила желание поведать ему о том, что отказать Дюбарри, Министру Красоты, клиентам и особенно королеве подчас не представляется возможным.
– Мы не в тюрьме. – Реми сделал глоток чая. – И даже ты имеешь право выбора.
Его слова жгли и трещали, как дрова в камине.
33
Сегодня мамин день рождения. То есть день рождения всех наших мам. Прошло 40 дней сезона ветров, который начался после последнего погожего дня. Я поставила на туалетный столик мемориальные дощечки и, положив на колени мамин дневник, рассеянно гладила пальцами ее портрет на обложке.
– Мама, как бы ты поступила на моем месте? – прошептала я. – Помогла бы королеве?
Мне так хотелось снова услышать ее голос.
Тишина.