Я закрыла глаза.
В недели, предшествующие Карнавалу, нам было запрещено обсуждать инструкции, но мы с Амбер все же поделились друг с другом тем, что нам предстояло сделать. Для ее подопечной предписывалось создать кожу цвета грецкого ореха, крупные кудри и пухлое, симпатичное лицо. В мою задачу входило окрасить кожу в оттенок алебастра с Огненных островов, сделать локоны, черные как ночь, и идеальные красные губы, словно бутон розы. Мы практиковали эти образы на прислуге, оттачивая навыки в отдельных комнатах под пристальным вниманием Мадам Дюбарри. «
Пока я старалась размяться внутри кареты, вслед за Валерией начала выступление Хана. От долгого сидения в одной позе ноги затекли, а веки дрожали, сопротивляясь моей решимости не открывать глаза. Одна за другой девочки проходили трансформацию, их полные боли стоны прорезали шумную площадь, словно серебряные ножи. Я морщилась каждый раз, когда крик достигал пика и затихал, сопровождаемый восторженным ликованием зрителей.
Реакция на выступление моих сестер была разной. Одни удостаивались лишь охов и ахов, других приветствовали ликующим ревом.
Я люблю своих сестер, особенно Амбер. Она всегда была мне ближе всех. Каждая из нас заслуживала стать фавориткой. Мы тяжело трудились, чтобы постичь искусство красоты. Я так сильно этого хотела, что внутри ни на что другое просто не осталось места.
Кажется, мои глаза были закрыты целую вечность, но тут карета снова тронулась. Королевские капельдинеры приблизились к ней, в золотых пуговицах их мундиров отразился свет ночных фонариков. Четверо встали вокруг меня, образуя квадрат, открыли замки, взялись за рычаги по краям моего стеклянного шара и оторвали его от основания кареты, словно мыльный пузырь, тонкий и невесомый.
Встав с сидения, я постаралась сосредоточиться и сохранить равновесие. Капельдинеры пронесли меня к центральной сцене. Я уговаривала себя не нервничать. Дома Дюбарри полностью воссоздала помост, включая золотой цилиндр, на который должны были установить мою платформу.
Подготовка к этому дню началась, когда мне исполнилось тринадцать. После трех лет уроков, лекций и упражнений я точно знала, что должна сделать. И хоть мы не раз все отрепетировали, я дрожала так, словно внутри стеклянного шара случилось небольшое землетрясение.
–
Как только за рычаг потянули, послышался скрип шестеренок. Платформа под моими ногами поднялась над толпой. Обитые бархатом королевские трибуны, установленные на специальных конструкциях, возвышались высоко над толпой. Люди, сидящие там, наклонились в мою сторону, прижимая к глазам бинокли и подзорные трубы и приставив к ушам слуховые трубки, похожие на слоновьи хоботы. На их лицах читалось ожидание чуда, как будто я была запертой в сосуде звездой, готовой в любую секунду заблестеть.
Платформа остановилась. Я потянула маленький рычаг на полу, и стеклянный потолок надо мной разошелся в стороны, как яичная скорлупа. Вечерний теплый воздух, сладкий «на вкус», мягко коснулся моей кожи. Если можно было бы поймать этот ветер в бутылку, он осел бы на дне сахарной пудрой. Звезды сияли так ярко, что казалось, будто они совсем близко: протяни руку, возьми одну и спрячь на дне бьютикейса.
Над затихшей площадью слышался только нарастающий гул океана. Жители Орлеана смотрели на меня – ту, которая последней будет демонстрировать свои таланты. Дюбарри не подготовила меня к тому, что я почувствую, находясь в центре внимания. Мое сердце замерло: так много взглядов устремились на меня!
Дюбарри подмигнула и постучала пальцем по полным губам, напоминая мне: нужно улыбаться. Толпа верила в то, что я с самого рождения знаю, как делать людей красивыми. Им невдомек, как тяжело я работала, совершенствуя мастерство и оттачивая магию, как нелегко мне было усвоить все правила.
– С удовольствием представляю вам последнюю Прекрасную, Камелию Борегард!
В звуках моего имени слышится гордость, триумф и магия. Я стараюсь сосредоточиться на них, чтобы побороть тревогу.