Произошедшие события стали причиной пожара на ферме. Нанесенный ущерб безусловно был велик, но маркиз о нем не думал. Усталый, пропыленный, он с волнением искал глазами тех, кто ему дорог: в первую очередь Марио, который не пришел поздравить его с победой, и это заставляло маркиза тревожиться за жизнь Мерседес; маркиз заметил Лориану, прибежавшую сообщить ему о состоянии Мерседес; затем Адамаса, восторженно его приветствующего; Жовлен и Аристандр еще не появились; маркиз ничего не знал и о судьбе своего доброго фермера; наконец, он окинул взглядом всех преданных слуг и вассалов, которых стало больше этой страшной ночью.
Он с неподдельной тревогой расспрашивал окружающих о Марио. Во время ожесточенного боя с рейтарами ему два или три раза казалось, что в сгущающихся сумерках он видит перед собой лицо мальчика. Видение появлялось и исчезало.
— Аристандр, наконец-то, — воскликнул маркиз, заметив каретника, — говори скорей, ты видел моего сына?
Аристандр пробормотал что-то нечленораздельное. Смущение и непонятное замешательство читались на его утомленном лице.
Маркиз побледнел, как полотно. Тревогу рассеял Адамас, не сводивший с него преданного взгляда.
— Нет, нет, мой господин, — сказал он, обнимая Марио, который в это время спрыгнул со Скилиндра, где был надежно укрыт за широкой спиной каретника. — Вот он живой и свежий, как роза Линона!
— Как вы очутились на лошади вместе с Аристандром, господин граф? — спросил маркиз, целуя своего наследника.
— Простите меня, мой добрый господин, я ничего не мог поделать, — ответил за него Аристандр, спрыгивая на землю. — Когда я прибежал в конюшню за Скилиндром, а без него нельзя было обойтись, ведь кони немцев — настоящие дьяволы, я увидел, что там крутится этот маленький демон… то есть я хотел сказать, ваш милый сын. Поэтому мне пришлось запереть Коке, чтобы господин граф не мог его оседлать. Я нисколько не сомневался в том, что он поспешит на помощь. Под градом выстрелов я почувствовал, что кто-то прыгнул, коснувшись моей спины. Но прикосновение было таким легким, что я поначалу не обратил на него никакого внимания. Вдруг я понял, что у меня не две, а четыре руки: две большие и две маленькие. Двумя большими я погонял коня, вел бой с противником, а двумя маленькими перезаряжал ружья и действовал пикой за двоих. Что же Вы хотите? В пылу схватки я никак не мог опустить на землю моего маленького помощника и, слава Богу, в конце ее я оказался целым и невредимым. И это после того, как я славно сражался в риге и столкнул под копыта моей лошадки, которая и в упряжке ходит, и может быть боевым конем, не одного негодяя из числа тех, кто посягал на Вашу жизнь, да хранит Вас Бог, господин маркиз! Если я плохо поступил, накажите меня, но господина графа не упрекайте, потому что… клянусь, он славный малыш… и он для Вас… знаете, как он этих… немцев бил… к скоро он станет, это я Вам говорю… прямо, как Вы, хозяин!
— Хватит, хватит похвал, друг мой, — сказал Буа-Доре, сжимая руку своего каретника. — Раз уж ты учишь молодого хозяина не слушаться меня, по крайней мере не учи его, как язычника, ругаться.
— Разве я ослушался, отец? — спросил Марио. — Вы мне запретили атаковать цыган, а насчет рейтаров ничего не говорили.
Маркиз взял ребенка на руки и, не удержавшись, с гордостью рассказал своим друзьям, как мальчик спас своего дядю из лап ужасного Санчо.
— Итак, мой юный герой, — продолжал он, вновь обнимая ребенка, — было бы лучше оставить Вас под моим присмотром, но пришло время перевернуть страницу. Вы сами в одиннадцать лет отомстили за смерть отца и заслужили шпоры шевалье. Опуститесь на одно колено перед вашей дамой, ибо вы завоевали надежду когда-нибудь понравиться ей.
Лориана, не колеблясь, как сестра, поцеловала Марио, а Марио, не покраснев, ответил на ее поцелуй. Еще не наступил тот миг, когда их святая дружба обратится в святую любовь.
Затем оба вернулись к Мерседес, довольные тем, что чудом спасшийся Люсилио вернулся и уже дежурил около раненой. Марио не собирался хвалиться тем, что участвовал в спасении друга, который тоже прекрасно проявил себя в бою.
Мерседес была так довольна заботами лекаря и приходом Марио, что не чувствовала никакой боли.
Сделав ей перевязку, Люсилио пошел помогать раненым, всем, включая пленных, которых отправляли под надежной охраной в крепость-тюрьму Ла Шартра.
Рейтары расположились во дворике рядом с обгоревшими строениями. Они имели очень унылый вид. Капитан Макабр дрался не на жизнь, а на смерть и был тяжело ранен. Теперь он хотел только одного: хлебнуть немного вина и забыться. Беллинда во время схватки так испугалась, что у нее помутился рассудок. Презрение и насмешки слуг и вассалов, которых она ненавидела и в прежние времена постоянно попрекала, ее совсем не трогали. Ее дорогой костюм притягивал к себе взгляды крестьянок и казался им совершенно ослепительным.