Во время этого подобия изгнания в Бурже существование наших героев было довольно спокойным. Они даже чувствовали себя в большей безопасности, чем в последние дни в Брианте. Но маркиз сильно скучал, вынужденный расстаться со своими привычками к роскоши, к благосостоянию и активной жизни. Он вел себя как человек маленький и незаметный, чтобы не привлекать внимание к Лориане в городе, где еще жив был дух Лиги и где короткое, но бурное владычество протестантов оставило плохие воспоминания.
Марио, чтобы развлечь маркиза, пытался выглядеть веселым, но несчастный ребенок уже не был так весел. Он стал бледен и задумчив, однако очень усердно занимался учебой, ему доставляло удовольствие рассказывать Лориане обо всем, что они прошли и выучили с мэтром Жовленом.
Так они убивали время при своих каждодневных встречах, ибо нет худшего принуждения, чем невозможность излить душу перед человеком, которого любишь, в присутствии свидетелей.
Иезуиты, которые уже проникали везде, пытались убедить маркиза доверить им воспитание очаровательного ребенка. Маркиз мягко отклонял их просьбы, не желая откровенно рвать с ними, и оставлял им подобие надежды, но его ухищрения не обманывали иезуитов. Их стали беспокоить таинственные прогулки Марио в пригород. Они выследили его, и тогда их заинтересовал мэтр Жовлсн.
Все устроил господин Пулен, заявив, что знает Жовлена как верного сына церкви и, кроме того, сам присутствует на его занятиях с молодым дворянином.
Господин Пулен скорее боялся, чем любил иезуитов, но он чувствовал достаточно сил, чтобы водить их за нос.
Наконец, ход войны ускорился; пришло известие о подписании мира в Монпелье, и строились прожекты большого праздника в честь господина принца, который должен был состояться в его добром городе Бурже. Но пришлось отказаться от этого: принц прибыл неожиданно и в дурном расположении духа, чувствуя, что свою роль он уже сыграл.
Король провел его: во-первых, он так и не захотел умереть, а во-вторых, заключил мир за его спиной. Кроме того, королева-мать вновь вошла в доверие. Ришелье получил кардинальскую шапочку и, несмотря на все усилия принца, потихоньку подбирался к власти.
Конде ограничился тем, что проехал через провинцию и через город. В астрологию он больше не верил и от разочарования стал набожен. Он дал обет в церкви Нотр-Дам-де-Лорет.
Принц отправился в Италию, совершенно не интересуясь делами в собственной провинции. Господин Бие, чувствуя, что гугенотам собираются возвратить их права на свободу совести и что ему не стоит упорствовать с освобождением Лорианы, сам отправился с маркизом за ней в монастырь.
Монахини, полюбив ее, с сожалением расстались с ней.
В последние пять месяцев Лориана сильно страдала душевно, даже побледнела и похудела; она, не жалуясь, выполняла все религиозные обряды с твердой и внушающей уважение выдержкой, от всей души она обращалась к Господу у католических алтарей, впрочем, воздерживаясь от любых замечаний, которые могли бы задеть святых сестер Благовещенского монастыря. Но когда ей предлагали обратиться в католичество, она кивала головой, словно говоря «я слышу», и упрямо замолкала, не отвечая на обращенные к ней вопросы. Зная, что над отцом ее, может быть, навис топор палача, она не могла требовать для себя свободы вероисповедания. Она замолкала и переносила навязчивые расспросы со стоицизмом страдальца, у которого со связаны руки, а он, слыша, как мухи кружатся вокруг его головы, но не может отмахнуться от них и не хочет даже моргнуть, чтобы их отогнать.
В каждом случае она была подчеркнуто уважительна с сестрами и успокаивала их своей очаровательной предупредительностью. К счастью, среди монахинь царил действительно христианский дух. Они приносили обеты, возносили молитвы за ее обращение и оставляли ее в покое. Это было чудом, где-нибудь в другом месте Лориану, отчаявшись дождаться обращения, могли бы обвинить в колдовстве и обречь на костер: таков был последний довод, если гонимые не соглашались добровольно обвинить себя в ереси.
Наконец, 30 ноября наши герои, исполненные радости и надежды, возвратились в замок Бриант.
Вскоре получили хорошие новости и от господина де Бевра, что он вот-вот прибудет, и он действительно прибыл. Ему устроили пышную встречу, а потом пришел момент расставания.
Приличия требовали, чтобы Лориана вернулась в свой замок, а толстому де Бевру было тесновато в маленьком поместье Бриант. Лориане не подобало показывать отцу, что она испытывает сожаление, возвращаясь жить под отчий кров. Да она ничего такого и не испытывала, так она была счастлива вновь обрести отца! Однако не успела она вернуться в печальный замок Ла Мотт, как внезапно ею против воли овладела меланхолия.
Прекрасные господа из Буа-Доре проводили ее и по просьбе ее отца должны были провести с ними два-три дня.
Мерседес и Жовлен тоже приехали. Стало быть, то чувство, что охватило ее, вовсе не было ощущением одиночества: ведь все могли и должны были видеться каждый день.