Прекрасные и обреченные

У миссис Барнс, урожденной Рейчел Джеррил, имелся летний домик в нескольких милях от Редгейта.

– Мы там были позавчера, – лаконично возразила Глория.

– А по-моему, они обрадуются. – Энтони чувствовал, что выразил свою мысль недостаточно решительно, и, собравшись с духом, упрямо продолжил: – Хочу повидаться с Барнсами. Не имею ни малейшего желания ехать домой.

– А у меня нет настроения для визита к Барнсам.

Они сердито смотрели друг на друга.

– Послушай, Энтони, – с раздражением сказала Глория, – сегодня воскресенье, и к ним, вероятно, приедут на ужин гости. С какой стати вваливаться к людям в дом в такой час?..

– Тогда почему мы не остались у Мерриамов? – вспылил он. – Зачем ехать домой, если мы так приятно проводили время? Мерриамы просили нас остаться на ужин.

– Им пришлось пригласить нас. Дай денег, и я куплю билеты на поезд.

– И не подумаю! Не собираюсь задыхаться в этом проклятом поезде.

Глория нетерпеливо топнула ногой.

– Энтони, ты ведешь себя как пьяный!

– Напротив, я абсолютно трезв.

Однако голос Энтони вдруг стал хриплым, и Глория поняла, что это неправда.

– Если ты трезв, дай денег на билеты.

Но разговаривать с ним в подобном тоне было уже бесполезно. Сознание Энтони сверлила одна мысль: Глория – эгоистка, всегда такой была и не прекратит свои выходки, если здесь и сейчас он не утвердится в качестве хозяина положения. И случай самый что ни на есть подходящий, ведь по глупой прихоти она лишила мужа удовольствия. Решимость крепла с каждой секундой, перерастая в тупую мрачную злобу.

– Я не сяду в поезд, – заявил Энтони дрожащим от гнева голосом. – Мы навестим Барнсов.

– Не хочу! – с досадой выкрикнула Глория. – В таком случае я поеду домой одна.

– Счастливого пути.

Ни слова не говоря, она направилась к билетной кассе, и тут Энтони вспомнил, что у Глории есть при себе сколько-то денег. И до него дошло, что не такой он победы желал, не к тому стремился. Бросившись вслед за женой, он схватил ее за руку.

– Слушай меня! – задыхаясь, выдавил он. – Ты одна никуда не поедешь!

– Еще как поеду! Что ты делаешь, Энтони?! – воскликнула Глория, пытаясь вырваться, но Энтони только сильнее сжал руку, глядя на жену прищуренными, горящими злобой глазами. – Отпусти! – с яростью крикнула Глория. – Если осталась хоть капля порядочности!

– С какой стати? – Разумеется, он понимал с какой, но, подстрекаемый гордыней, к которой примешивалась неуверенность, считал, что непременно должен ее удержать.

– Я еду домой, понимаешь? И ты меня отпустишь!

– И не подумаю.

Глаза Глории горели гневом.

– Хочешь устроить здесь сцену?

– Сказал же: ты никуда не поедешь. Устал от твоего вечного эгоизма!

– Я всего лишь хочу домой. – Из глаз Глории выкатились две сердитые слезы.

– На сей раз будешь делать то, что говорю я.

Очень медленно ее фигура распрямилась, голова откинулась назад в жесте бесконечного презрения.

– Ненавижу тебя! – Тихие слова просачивались ядом сквозь крепко сжатые зубы. – Отпусти меня! Ох, как я тебя ненавижу! – Она снова попыталась вырваться, но теперь Энтони схватил ее за обе руки. – Ненавижу! Ненавижу!

Ярость жены поколебала решимость Энтони, но он понимал, что зашел слишком далеко и отступать поздно. Он всегда уступал Глории, и, похоже, в душе она презирала мужа. А сейчас она, конечно, испытывает ненависть, но потом станет восхищаться его силой и властностью.

Приближающийся поезд дал предупредительный гудок, и тот с манерным переливом прокатился по сияющим голубым рельсам. Глория не оставляла попыток вырваться, и слетевшие с губ слова были древнее Книги Бытия.

– Скотина! – выкрикнула она сквозь рыдания. – Ах ты, скотина! Скотина!

Находившиеся на платформе предполагаемые пассажиры стали на них оборачиваться, бросая недоуменные взгляды. Отдаленный гул поезда становился все громче, перерастая в рев. Глория вырывалась с удвоенной яростью, а потом вдруг затихла и стояла, беспомощная и униженная, дрожа всем телом, с горящими обидой глазами. А поезд уже с грохотом подъезжал к станции.

– Окажись здесь хоть один мужчина, ты бы не посмел! Не посмел! Ах ты, трус! Какой же ты трус! Трус!

Энтони крепко держал ее, не произнося ни слова, смутно, как во сне, осознавая, что к нему обращены десятки застывших любопытных лиц. Послышались металлические удары станционного колокола, болью отозвавшиеся в ушах, и в воздух медленно взмыли клубы дыма. В облаках серого пара проплыл мимо ряд лиц, которые слились в расплывчатую массу, а потом и вовсе исчезли, и остались только падающие на рельсы косые лучи солнца, устремленные на восток, и удаляющийся, похожий на раскаты грома грохот поезда. Энтони отпустил руки жены. Он победил.

Теперь при желании можно и посмеяться. Испытание выдержано, и он утвердил свою волю, прибегнув к насилию. А после одержанной победы можно проявить снисходительность.

– Мы возьмем такси и вернемся в Мариэтту, – объявил он с удивительным хладнокровием.