Прекрасные и Порочные

За исключение небольшой вспышки гнева в туалете (Джек Хантер! Вспышка гнева! Слова – антонимы!), всё проходит идеально. Кайла не плачет или не убегает. Когда Джек оплачивает счет и предлагает Кайле свою руку, она вкладывает в нее свою, у меня появляется отчетливое ощущение, что этот вечер – самый лучший в её жизни. Я оплачиваю свой счет и жду, наблюдая за ними из окна. Они стоят на тротуаре, погруженные в золотистый свет от фонарного столба выше. Кайла прислоняется к его руке, смотрит вверх и спрашивает о чем-то. Он замирает, а потом наклоняется, чтобы поцеловать её. Этот поцелуй медленный и мягкий, и она растворяется в нем. Они выглядят идеально – два прекрасных человека на свидании, красиво целуются. Обычно люди смотрятся как свиньи, наполовину пожирающие друг друга, везде слюни и язык, но Джек и Кайла слишком привлекательны для этого. Всё выглядит как в кино. Славно они уйдут в закат, чтобы жить долго и счастливо.

И я чувствую... ревность?

Я оборачиваю вокруг шеи салфетку и экспериментально тяну. Это будет замечательная петля. Я ревную к любви? С каких это пор? Когда я вообще об этом заботилась? НИКОГДА. Это фальшивое обещание, золотая сказочка для дурачков, то, что не происходит с людьми вроде меня. И вот она я. Ревную! Не Джека, нет. Кайлу. Я ревную к сладкой любви, которая сияет в её глазах. Она всё еще может чувствовать любовь. Она до сих пор думает, что это замечательная, господствующая, чистая вещь. Даже если это и наивно, все-таки лучше видеть любовь так, нежели как я, будто это ядовитое следует-избегать-любой-ценой болото.

Мне больше не четырнадцать. Я не могу вернуться к этому видению чистой любви. Всё прошло. Навсегда.

Я ревную Кайлу и то, что ей никогда не причиняли боль.

Несомненно, Джек-задница несколько раз оскорбил её своим чрезмерным скажи-как-есть рационализмом. Может, Эйвери сказала ей, что у него в больнице девушка, и это тронуло её. Но она не была разрушена изнутри. Над ней не смеялись, не набрасывались, не толкали.

Она всё еще чиста.

Я позволяю салфетке упасть с моей шеи и прижимаю руку ко рту, чтобы остановить внезапный рвотный позыв, поднимающийся к моему горлу. Больно. Рана открыта, и мне снова больно, мне нужно домой. Мне необходимо найти темную комнату и свернуться там калачиком, пытаясь забыть. Я, пошатываясь, выхожу за дверь, позади меня звенит колокольчик на ней. Я едва его слышу. Всё расплывается, и я не могу дышать. Пытаюсь вздохнуть, но в моих легких разгорается пожар, разрывая всё мое тело. Я дрожу. Может, я умираю. Отстойно умирать из-за ничего. Умирать из-за чего-то глупого и идиотского как любовь. Здесь Лежит Глупая Маленькая Девочка, Которая Слегла Из-За Обычной Паники И Жалких Рыданий По Любви. Р.S. Купидон Выиграл Этот Раунд, Сука. Это будет высечено на моем надгробии, на него будут гадить голуби, а тинэйджеры будут заниматься на нем сексом, и когда будет всемирное наводнение от глобального потепления, оно потонет, а мои жалкие кости всплывут, я буду бродить как привидение и стонать в уши парочек...

...ты, – сквозь тошноту прорывается голос. – Ты в порядке?

Я поднимаю глаза. Надо мной нависает расплывчатый Джек.

И меня элегантно тошнит на его ботинки.

***

Я целых десять минут блюю перед моим заклятым врагом, прежде чем понимаю, что он засунул меня в машину, и я блюю не на обочину, а на пассажирское сидение его черного седана. Он сидит в кресле водителя, и всё это время что-то печатает в телефоне. Когда в моих рвотных позывах наступает небольшая пауза, он смотрит на меня.

– Ты закончила? – спрашивает он.

Я сразу же пытаюсь выбраться из его машины и побежать к своей, чтобы засунуть голову в выхлопную трубу и милостиво умереть, но он хватает мою кофту и затаскивает обратно.

– Просто позволь мне умереть! – причитаю я.

– Пока нет. У меня на тебя планы.

– Ты такой противный! Ты такой противный, а мне так тошно, что я тихо ненавижу всё в этой постижимой вселенной.

– Включая Кайлу?

Я прекращаю причитать, чтобы сердито посмотреть на него.

– Так как я только что заплатила тебе две сотни баксов, чтобы сделать её счастливой, определенно нет, она единственная, кого я не ненавижу. Её и, например, выпечку. И маленьких котят. Но всё остальное может поджариться в клоаке Сатаны! – я дико кручу головой вокруг. – Кстати говоря, а где она?

– Уехала домой.

– Тебе... тебе тоже стоит поехать домой, – я медленно передвигаю ногу из машины наружу. – Я просто...

Я порываюсь убежать прочь и утопить себя в ближайшей луже мочи бездомных, но Джек снова затаскивает меня обратно, перегибается через меня и захлопывает дверь. Я дергаю ручку.

– Ты заблокировал её! – я открываю рот от удивления.

– Оставайся здесь, пока тебе не станет лучше, – ворчит он.

– Я хорошо себя чувствую! Я, по крайней мере, шестнадцать раз прекрасно себя чувствую, – уверяю я его. – Смотри! Я могу дышать! Могу пользоваться ногами! – Я делаю движения «на велосипеде». – Я могу трясти головой!