Прекрасные и Порочные

До сих пор странно видеть свое похудевшее лицо в зеркале. У меня были пухлые щеки с кучей лишнего жира на подбородке и веках. На шее были складки. Даже мочки ушей были толстыми. Я ездила в лагерь для толстых каждое лето, но это никогда не помогало, потому что я избегала занятия спортом, прячась в мусоросжигателе – рискованная, но очень эффективная тактика. Предпочла бы стать беконом, чем позориться, показывая мои подпрыгивающие толстые складки и недостаток выносливости. Я одна занимала целое сиденье в автобусе. Теперь мне приходится постоянно напоминать себе, что я больше не занимаю так много места.

Если бы я была богатой как моя старая «лучшая подруга» Джина, то на шестнадцатилетие получила бы в подарок липосакцию с БМВ или чем-то еще. Можно было бы несколько месяцев заправлять БМВ маслом, сделанным из моего жира, но, увы. Я носила несколько слоев одежды и постоянно следила за калориями, бегала каждое утро и каждый вечер, поэтому постепенно появлялись мускулы, и не осталось жира для липосакции, который можно было бы преобразовать во что-то полезное. Помню, как ненавидела каждую секунду моей диеты и упражнений. Но сейчас – это неясное болезненное воспоминание, противоположно чистому, отчетливому воспоминанию, которое, в первую очередь, привело к итоговой цели.

«Я не встречаюсь с уродливыми девочками».

Уродина.

Я трогаю свое лицо, отражение в зеркале повторяет за мной.

Уродина.

Уродина уродина уродина уродина. Фиолетовые пряди не делают меня симпатичней. Потеря веса не делает меня прекрасней. Мое лицо такое же, как всегда: немного тоньше, да, но все такое же. Нос плоский, очень широкий подбородок. Небольшое количество подводки для глаз, которую я наношу каждый день, смылось, делая меня бледной и измученной. Голос Безымянного преследует меня, даже когда я сушу волосы, надеваю шорты и удобную футболку, которые служат мне в качестве пижамы.

Мои растяжки – уродливы.

Мои прыщики – уродливы.

Моя походка, покачивая бедрами – уродлива.

Я уродина. И я смирилась с этим. Я такая. Сейчас я – Новенькая Девочка в Ист Саммит Хай, но скоро очарование исчезнет, и они дадут мне другое прозвище – Уродливая Девочка. Во всяком случае, должно быть так. Будет логично и правильно назвать меня так. Безымянный был жесток, когда называл меня так, но был прав. Он открыл мне глаза, и за это я иронически благодарна, как благодарен художник за то, что кто-то указал на его левую руку, которая немного дрожала и была менее искусной. Это позволило мне узнать свои слабые места, в этом мое преимущество.

Любовь не является одной из моих сильных сторон. Также свидания не являются сильной стороной. Мне нравится думать, что быть милой – одна из моих сильных сторон, за минусом избивание парней, которые это заслужили. Поэтому буду милой. Буду держаться подальше от всех. Никто не любит уродин. А если и так, это не хорошо для них. Я шумная, злая и саркастичная. Никто не любит и этого. Безымянный научил меня и этому тоже. Он научил меня отделяться от всех. Вот истинная доброта.

Я вздыхаю и падаю на кровать. Мисс Маффин, моя полинявшая, но всё еще мягкая плюшевая панда, ждет меня. Обнимаю игрушку и зарываюсь лицом в её грудь с надписью «Сделано в Китае».

– Мисс Маффин, я облажалась.

Кажется, её черные глазки-бусинки говорят мне:

«Да, знаю, дорогая. Но из-за этого я не люблю тебя меньше».

Мне удалось поспать четыре часа, прежде чем в комнате включился свет. Я быстро сажусь, протирая глаза. Снаружи всё еще темно. Мама стоит в дверях, трясясь под халатом как лист. Я скидываю одеяло и иду к ней.

– Снова? – спрашиваю я. Она кивает, взгляд стеклянный и направлен в какую-то дальнюю точку. Я обнимаю маму рукой за плечи и веду обратно в её спальню.

– Извини, – шепчет она, когда заползает в кровать. Я накрываю её и улыбаюсь.

– Все хорошо. Пойду, возьму надувной матрас и посплю здесь с тобой.

Когда возвращаюсь с чердака с матрасом, мамы нет.

– Мам? Мама!

Окно открыто. Я кидаюсь к нему и перегибаюсь через край. Пожалуйста, нет. Пожалуйста, хоть бы она не…

– Я здесь.

Её голос тонкий и отрешенный. Следую за ним и нахожу её под кроватью, она лежит на полу, прижав колени к груди.

– Мама, что ты...

– Здесь безопасней, – говорит она. – Можешь залезть сюда?

– Тебе будет удобней на кровати...

– Нет! – кричит она, прижимая руки к ушам. – Нет, нет, я не могу! Ты не можешь меня заставить!

– Хорошо, хорошо, – я успокаиваю ее. Ложусь на пол и медленно двигаюсь по грязному ковру, пружины от матраса прижимаются к моей грудной клетке. Беру маму за руку.

– Всё в порядке. Я здесь. Я останусь здесь с тобой.