Он повязал шейный платок мне на глаза, потом взял за руку и повел к двери в гараж. Сердце забилось, меня затрясло.
Он снял с меня повязку, и я увидела перед собой новенький «Вольво», почти как тот, который я водила в Лос-Анжелесе. Только у этого была шестиступенчатая механическая коробка передач. Я таращилась на машину в полнейшем шоке, а Райан объяснял.
— Я вспомнил, как ты говорила, что тебе нравится механика, так что эту машину специально переделали под тебя. Надеюсь, тебе придется по душе. Тебе же нравилась та машина в Лос-Анжелесе.
Я потеряла дар речи. Я задавалась вопросом, что случилось с моим драндулетом «Присциллой» с ее вечно заедающей задней дверью. Дыхание у меня перехватило. Я примерзла к месту, ноги просто отказывались сделать еще шаг. Я была как в трансе. Все внутри меня кричало: «Это слишком! Ты подарила ему гребаную кофемолку и кофеварку!».
Потом я поняла, что снова плачу, просто рыдаю, а Райан обнимает меня.
— Тише, тише, красавица. Я не такой реакции от тебя ждал.
Мы сидели на полу в гараже, и я плакала и всхлипывала. Я не была к такому готова. Райан сидел рядом, поглаживая меня по волосам, прижимая мою руку к своей груди. Меня трясло. Все эмоции, накопившиеся во мне за последние семь месяцев — семь месяцев нашего знакомства — вырвались наружу. Наверное, я справлялась со всем раньше просто потому, что не могла осознать, что Райан на самом деле может влюбиться в такую несовершенную, непопулярную девушку, как я, и я даже не думала о том, что это может быть реальностью. Это была словно одна из фантазий, роящихся в моей голове. А теперь все было по-настоящему, и машина была настоящая, и он был настоящий, и я просто не могла справиться с этим.
Вот так мы и сидели на полу в гараже добрых полчаса. Понемногу я успокоилась.
— Что случилось?
— Не знаю. Я растрогалась.
Райан выглядел озабоченным.
— Слушай, тогда о других подарках я, наверное, расскажу тебе потом.
Я скорчила рожицу.
— Ну нет, не пойдет. Все нормально. Мне нравится машина. Мне очень-очень-очень нравится машина.
— Ну, ладно. Тогда вот, — он протянул мне конверт.
Я открыла его, уже почти зная, что меня ждет. Так и было. Копия дарственной на половину дома, с моим именем на ней.
Я посмотрела на Райана.
— О, Райан, это очень здорово. Так здорово, что ты хочешь сделать этот дом нашим домом. Но у меня долги по кредиту за обучение, и налоговая наложила арест на всю мою собственность. И банк, и налоговая наложат на дом лапы.
Он нервно улыбнулся.
— Ну… Я знаю о долгах, любимая. И о налогах. И я… позаботился об этом.
Я сузила глаза.
Он продолжил.
— Я проверил твои счета перед тем, как подготовить дарственную. Так что я оплатил твои долги и налоги. Это тоже мои подарки.
— О, черт, нет. Черт возьми, нет. Твою ж ты мать. Это не твои долги, Райан. Ты не должен был за них рассчитываться.
Мне хотелось где-нибудь спрятаться.
— Слушай. Успокойся. У меня много денег. После того, как я… покинул Бенджамина, я основал трастовый фонд. Я вложился в техническое оборудование и продал его, прежде чем фонд лопнул. Прибыль была четырехкратная. Я хочу сделать это для тебя, для нас. Не нужно, чтобы эти неприятности тучами висели над нашей жизнью.
Он говорил быстро. Я видела, что Райан нервничает.
Я сдалась. Это имело смысл. Если мы собираемся — уф — пожениться, мне нужно быть владелицей дома, а студенческие долги, с каждым годом растущие просто на грабительские 8%, омрачали бы мое счастье. И я не хотела дарить налоговой службе свое имущество. Проще было заплатить этим мозготрахам, чем позволить долгам вырасти до астрономических размеров, до размеров стоимости моей половины дома.
Но все же это был удар по моей гордости. Я хотела сама расплатиться со своими долгами, а не позволять рыцарю на белом коне вывозить меня из финансового болота.
Но наконец я выдавила из себя улыбку.
— Спасибо.
Что еще я могла сказать?
Райан улыбнулся в ответ.
— Пожалуйста. Правда. Мне было приятно сделать это для тебя.
— Но теперь притормози. Расскажи мне о своем трастовом фонде.
— Ладно. Как ты знаешь, я оставил отчий дом, когда мне было четырнадцать.
— Да, знаю. Продолжай.
— Бенджамин казался полным раскаяния за все, что натворил. Когда я стал жить в семье Ника, он позаботился о том, чтобы у меня были средства. Так я получил долю в 30 000 000 в трастовом фонде.
Он глубоко вздохнул.
— Шла середина девяностых. Акции одной технологической компании должны были вот-вот взлететь, но пока еще не взлетали. Откуда-то отец Ника узнал, то эти акции вскоре просто взорвут рынок, и он посоветовал мне инвестировать туда так много, как смогу. Так я и сделал. Я вложил около 20 миллионов на свой страх и риск. И мне повезло.
— Как повезло? — я заинтересовалась.