Прекрасные разбитые сердца

– Тебе надо сосредоточиться на сегодняшнем бое. Не надо волноваться за меня.

– Я всегда буду волноваться за тебя.

Теперь он идет рядом со мной. Каттер и Лазарус ждут его у бокового входа.

Слава богу.

Наверное, это единственный способ избежать этого разговора.

– Поговорим позже, – говорит Оуэн, словно мы вели настоящий разговор. Смотрю на дверь и продолжаю идти.

Ко мне подбегает Кэм.

– Ты в порядке? Не ври.

– Нет. – Вздыхаю. – Но это не важно.

Кэм открывает для меня дверь.

– Слушай. Знаю, нам с Кристианом не нравится мысль, что ты будешь встречаться с Оуэном, но это не потому, что он плохой парень. Ты сказала, что не хочешь встречаться с борцом и…

– Он умрет? – перебиваю его. – Я цитирую тебя.

Кэм достает кошелек, когда мы подходим к окошку за билетами.

– Мы просто не хотим, чтобы тебе было больно. Но не стоило рассказывать об этом прямо вот так.

– Мне кажется, ты должен был сказать, что вам не стоило держать это от меня в секрете.

– Да. Это тоже. – Он засовывает деньги под окно. – Пять билетов, пожалуйста.

– Двадцать пять.

Женщина считает смятые купюры и передает билеты.

Нас догоняют Кристиан, Грейс и Такер, но из-за толпы мы не можем идти бок о бок, поэтому они выстраиваются за мной и Кэмом.

Кэм смотрит на меня.

– Извини, что мы тебе не сказали. Но мы обещали папе, что никому не расскажем.

– Хотите сказать, Хоук приказал вам не говорить мне?

Я не могу справиться с еще одним предательством.

– Не только тебе. Всем.

– Я не понимаю.

Кэм оглядывается на Грейс и Такера и понижает голос:

– Отец Оуэна – кусок дерьма. По сравнению с ним твой бывший просто бойскаут. После того, как узнали о диагнозе Оуэна, между его родителями все стало сложно. Наш папа и мама Оуэна дружили в старшей школе, поэтому она пришла к нему просить совета.

– Мы с Кристианом подслушивали и услышали, как мама Оуэна говорила про патологию сердца. Позже, когда мы признались папе, он сорвался. Заставил нас пообещать, что мы никому не расскажем.

– Так Оуэн сам вам не рассказывал? – спрашиваю я.

– Нет, ты что. Оуэн разозлился, когда выяснил, что мы все знаем. И мы никогда никому не рассказывали – даже Грейс.

Вероятно, Оуэн говорил правду, сообщив, что я первая, кому он хотел рассказать.

– И мне жаль, что ты такая грустная, – добавляет Кэм. – Кажется, ты была счастлива с Оуэном. Так что мне интересно, такая уж это большая проблема, что он боец?

Я усмехаюсь.

– Не важно, большая это проблема или нет. Между нами все кончено. Ты же это понимаешь? Нет пути назад. Он не просто скрыл от меня свое состояние. Он соврал об этом. Сказал, что у него астма.

Кэм маневрирует передо мной, чтобы отгородить от толпы.

– Я не знаю, почему он соврал, но ему, наверное, трудно жить с такой патологией.

– Я не хочу об этом разговаривать.

Тяжело сглатываю. В моем горле как будто всегда находится ком.

Вся эта ситуация отстойна. После того кошмара с Ридом я думала, со мной наконец случилось что-то хорошее.

Мы входим в главную зону. Посередине установлен ринг – октагон. Зеленая прорезиненная сетка окружает мат в форме восьмиугольника, возвышаясь над ним, словно стена.

Это место больше и не такое запущенное, как арена, где проводили полуфинал. Сиденья новее, на стенах свежая краска, а в киосках продают не только хот-доги и пиво. Но здесь полно народу, и люди потеют, поэтому пахнет так же плохо, как на той арене. Большая часть зрителей – мужчины, пьющие пиво из пластиковых стаканчиков.

Мы находим наши места. Такер и Грейс рады, потому что мы сидим впереди.

Грейс показывает на ринг.

– Внутри этой штуки, похожей за забор, тренеры Оуэна? Ты говорила, что одна из них женщина.

– Огражденная зона называется октагоном, – отвечаю я. – Каттер – женщина – главный тренер Оуэна, но Лазарус тоже с ним работает. Сегодня он здесь в качестве катмена.

– Что такое катмен? – спрашивает она.

– Это как в боксе, – говорит Такер.

– Я не смотрю бокс.

– Катмен приводит тебя в форму между раундами, – объясняет Такер. – Уменьшает припухлость, если ударили в глаз, и останавливает кровотечение, если рассечено лицо. Это позволит тебе принять участие в еще одном раунде, несмотря на повреждения.

Я рада, что Такер объясняет за меня.

– Если тренеры Оуэна на ринге, значит, бой скоро начнется? – спрашивает Грейс.

– Да. Через десять минут, если начнут вовремя, – говорит Такер.

– Почему Оуэн там? – Кэм кивает в сторону арки с другой стороны ринга, которая, вероятно, ведет к раздевалкам. – Разве он не должен ждать, когда его вызовут, или как?

– Технически, нет. Такое происходит только на крупномасштабных боях. Но ему нельзя бродить здесь за десять минут до боя.

Оуэн смотрит прямо на меня и идет в мою сторону. О чем он думает?

– Кажется, он идет сюда, – говорит Грейс.

Я поднимаюсь, чтобы уйти, и Оуэн ускоряется.

– Пейтон, подожди.

Он касается моей руки, и я вырываюсь.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я. – Ты должен находиться в раздевалке и готовиться к бою. А не разговаривать здесь со мной.

Оуэн расхаживает передо мной.

– Я не могу биться, не поговорив прежде с тобой. Мне нужно тебе кое-что сказать.

– Что бы это ни было, оно подождет еще час. Ты должен сосредоточиться.