— Я знаю. Это началось с того момента, как я проснулась сегодня утром. Это происходит вне зависимости от того, о чем я думаю.
— Неплохо.
Вечеринка-сюрприз?
Упс.
Ты, должно быть, шутишь.
Скажи это Ридли и Линку.
Да уж. Сюрприз удался, но вечеринки не будет.
Просто открой коробку.
Итан! Мне очень нравится!
Она поцеловала меня, наверное, сотню раз, а я принялся говорить, даже когда она еще целовала меня. Потому что я чувствовал, что должен сказать ей до того, как она оденет его, до того, как что-то произойдет.
— Это принадлежало моей маме. Я достал его из ее старой шкатулки с драгоценностями.
— Ты уверен, что хочешь отдать его мне? — спросила она
Я кивнул. Я не мог притворяться, что это незначительно для меня. Лена знала, как я любил свою маму. Это имело огромное значение, и я чувствовал облегчение то того, что мы оба это понимали.
— Это не такая уж и драгоценность, как, например, алмаз или что-то в этом роде, но это очень ценная штука для меня. Думаю, мама бы не возражала, что я подарю это тебе. Потому что, ну, ты понимаешь.
— Ты хочешь заставить меня произнести это вслух? — мой голос дрожал и звучал очень странно.
— Жаль, что приходится говорить тебе это, но оратор из тебя никудышный.
Она знала, что я увиливаю, но не собиралась заставлять меня говорить ей это. Мне больше нравился нас безмолвный способ общения. Это позволяло нам разговаривать, разговаривать по-настоящему, что было гораздо легче для такого парня, как я. Я убрал ее волосы с шеи и застегнул ожерелье. Оно прижалось к ее шее, сверкая на свету и ложась чуть выше того ожерелья, которое она никогда не снимала.
— Потому что ты на самом деле особенный человек для меня.
Я коснулся ее ожерелья талисманов. Все они выглядели кучей безделушек, и в основном это они и были — самые важные безделушки в мире. Теперь там висела и парочка моих. Сплющенный пенни с дыркой — монетка из автоматов из маленького ресторанчика напротив кинотеатра, в который мы пошли на нашем первом свидании. Шерстяная нитка от того красного свитера, в котором она была, когда мы сидели в машине за водонапорной башней, что стало предметом наших шуток. Серебряная пуговица, которую я дал ей на удачу перед заседанием дисциплинарного комитета. И мамина звездочка с крепежом из скрепки.
Она наклонилась, чтобы снова поцеловать меня, поцеловать по-настоящему. Это был такой поцелуй, который, на самом деле, трудно просто назвать поцелуем. Это был такой поцелуй, в котором были задействованы руки, ноги, волосы, шея и даже одеяло, скатившееся на пол; в окна вернулись стекла; шкаф сам встал на свое место; вещи вернулись на полки; и, в конце концов, в обледеневшей комнате потеплело. В маленьком, холодном камине в ее комнате вспыхнуло пламя, но его нельзя было сравнить с жаром, охватившим мое тело. Меня било разрядами токами, куда более сильными, чем те, к которым я привык, и мое сердце опять понеслось вскачь.
Я отстранился, задыхаясь.
— И где Райан носит, когда она больше всего нужна? Нам действительно нужно выяснить, что делать с этим.
— Не переживай, она внизу.
Лена притянула меня к себе, и огонь в камине затрещал сильнее, угрожая с дымом и пламенем вырваться в дымоход.
Могу сказать вам, что драгоценности — это вещь. И любовь.
И, наверное, опасность.