Прекрасный дом

Кухонная дверь захлопнулась, и желтый луч света исчез. В замке повернулся ключ. Коломб уселся на порог, прислушиваясь к тревожным звукам ночи. Молоко скиснет, подумал он, покупатели будут жаловаться.

Глава VII ДЕНЬ СВАДЬБЫ

Венчание происходило в Сионской церкви. Был пасмурный день; низкий туман лежал на вершинах холмов, и в долине стояла тишина. Мягкий свет проникал через крестообразное окно над алтарем; фигура на распятье приблизилась и, казалось, склонилась к людям. Одежду для церемонии Коломб взял напрокат у торговца подержанными вещами: темный сюртук с длинными до колен фалдами и с двумя пуговицами сзади на талии и брюки, которые тесно обтягивали его мускулистые икры. На нем были ярко начищенные ботинки, такие легкие по сравнению с его подкованными железом рабочими башмаками, что он их почти не ощущал, галстук-бабочка — первый в его жизни — и белая рубашка, выглаженная Мейм. Он чувствовал себя очень неловко и напряженно, но люди, собравшиеся рано утром посмотреть, как он будет выходить из лачуги Мейм, были изумлены и удовлетворены его видом. На его квадратном плоском лице с красиво очерченными губами и коротким прямым носом было выражение достоинства, которое отчетливо говорило: все, что у нас есть, — наше, и все нам на пользу. Коломб шагал в сопровождении своего товарища по железнодорожным мастерским, Буллера, который в этот день не пошел в кузницу, надел свой лучший, залатанный и заштопанный пиджак и постарался навести блеск на рабочие башмаки. У Буллера не было галстука, но это не имело значения. Он заплел себе волосы в косички, уложив их на одну сторону, а в ухе у него болталась большая роговая серьга. На дороге они встретили Эбена и Джози Филипсов и их двоих детей, Джозефа и маленькую Марти, — вид у всех был опрятный и счастливый. Беременность Джози теперь была уже заметна. На паперти церкви они увидели епископа Зингели: он обсуждал какие-то дела с несколькими самыми рьяными прихожанками. Среди них была и Мейм. Она прошла вперед и остановилась у двери возле столба с колоколом, не спуская Прищуренных глаз с епископа. Понемногу собирался народ, главным образом женщины, ибо день был не воскресный; в церковь разрешалось входить только тем, кто заплатил входной взнос. В ожидании невесты Коломб вошел в церковь, чтобы помолиться. Когда он стоял на коленях, Эбен начал тихо играть на фисгармонии. Коломб не знал, о чем молиться. С его губ не слетело ни одного слова. Он думал о своих коровах, что пасутся на ферме Черного Стоффеля, и о Томе Эрскине; он думал о своем полушутливом обещании отдать своего первого ребенка первенцу Тома. Давая это обещание, он представлял себе дружбу этих ребят, такую же, как его дружба с Томом в детстве. Все прошло. Растаял снег на вершинах гор, и река навсегда унесла его со своими водами. Они навсегда распрощались с прежними днями. Дети, которых родит от него Люси, войдут в мир, такой же неприкрашенно-обнаженный, как и они сами. Пусть так и будет. Они увидят жизнь такой, какова она есть.

С холма позади церкви донеслось пение. Люди бросились к окнам и увидели, как по открытой зеленой степи движется процессия невесты. Женщины и девушки в алых кофтах с белыми крестами на груди издалека походили на цветы, что вырастают на обуглившейся земле после степных пожаров и называются огненными лилиями. За ними темной толпой двигались мужчины, словно олицетворявшие басовые ноты псалма, который они пели. Когда они подошли ближе, можно было различить Мьонго, а рядом с ним, в черной рясе проповедника, украшенной алым крестом, видна была щуплая фигурка Давида. Женщины из секты эфиопов несли сплетенные из тонких прутьев и обернутые в белую ткань кресты, которые они раскачивали в руках, как танцовщицы — бутафорские ассагаи.

В толпе женщин Коломб увидел Люси: она была во всем белом, и только на груди ее горел алый крест. Белая фата скрывала ее лицо, а длинная юбка волочилась при ходьбе по земле. Она шла босиком, но, когда процессия приблизилась к церкви, Люси остановилась и надела белые туфли.

Церемония венчания длилась более двух часов, и пению, казалось, не будет конца. Сначала пели обитатели Энонских лесов, и прихожанки Сионской церкви ответили им гимном собственного сочинения. Потом запели все вместе, иногда хлопая в ладоши в такт мелодии. Люси откинула фату, и звуки псалма свободно лились из ее полуоткрытого рта. У нее был короткий нос и широко расставленные, раскосые глаза. Она чуть-чуть повернула голову, чтобы видеть своего жениха, и тут впервые в жизни сердце ее познало истинную радость. Когда она хлопала в ладоши, она смотрела на позолоченное кольцо, блестевшее у нее на пальце — достояние новобрачной, безгрешной и чистой. Маленькая Роза Сарона стояла вместе с Мейм в первом ряду женщин и плакала; сердце ее разрывалось от горя, но вместе с болью она ощущала и странную сладость, и горячие слезы легко бежали по ее щекам.