Прекрасный Грейвс

Папа и Донна сидят на террасе. Раздвижная дверь к ним открыта. Они пьют чай со льдом и планируют внезапный отпуск. Думают поехать в Мексику. Лететь меньше, чем на Гавайи, и билеты не такие дорогие.

– К тому же, – слышу я, как папа говорит в конце их разговора, – если мы понадобимся Эвер, то будем неподалеку.

И мое искореженное, только что собранное воедино сердце разбивается снова.

Я откашливаюсь, чтобы заявить о своем присутствии.

– Она позади меня, да? – Папа вздрагивает от неожиданности.

Донна поворачивает голову, одаривая меня легкой улыбкой:

– Ага.

– Теперь у меня неприятности? – Он оборачивается, чтобы посмотреть на меня.

Я качаю головой, направляясь в их сторону.

– Нет, но они должны быть у меня. За все, через что я заставила тебя пройти.

– Иногда мне и правда хочется посадить тебя под домашний арест. В свое время я не так часто прибегал к этой силе, как стоило бы, – отец задумчиво трет подбородок.

– Я всегда была хорошей девочкой. – Я слегка толкаю его в плечо, затем наклоняюсь, чтобы поцеловать в щеку.

– Верно. Увы, родители и дети не всегда играют на равных. Тебе может сойти с рук гораздо больше, чем мне.

Я сажусь напротив них. Донна, должно быть, видит на моем лице встревоженность, потому что она резко встает и потягивается.

– Пойду попробую новые бомбочки для ванны, которые мне подарил Дилан. Приятно вам провести вечер.

Остались только мы с папой, и хотя я уже представляла, что дам страху одолеть себя, я замечаю, что вполне могу выдержать его пристальный взгляд. Настал момент истины.

– За последние пару месяцев я кое над чем работала. Отчасти я делала это для собственного успокоения, чтобы пережить то, что случилось с мамой. Но в то же время это и благодарность ей, ведь она верила в то, что я делаю.

Он слегка кивнул.

– Я сделала эскиз нового надгробия для нее. Знаю, что у нее уже есть одно. Понимаю, что меня не было рядом, когда вы выбирали из того, что есть, и я виновата. Но я подумала, может быть… если бы ты дал мне шанс…

Отец откинулся на спинку кресла, сцепил вместе пальцы, постукивая ими по губам:

– Шанс, говоришь…

Он не будет со мной церемониться. По какой-то причине мне даже приятно это понимать. Он больше не обращается со мной как с фарфоровой вазой. Значит ли это, что я стала сильнее?

– Я подумала, может, ты позволишь мне заменить надгробие. Я возьму на себя все расходы. Найму художника. Сама за все заплачу. И затем я поставлю свое надгробие поверх прежнего, да так, что ничего не будет демонтировано или потревожено.

– Ты думаешь, она хотела этого? – настороженно спрашивает он. Он воспринимает мой вопрос со всей своей серьезностью. В конце концов, речь идет о его покойной жене. И они с папой были без ума друг от друга.

– Хотела, – я на нервах сдираю лак с ногтей. – Мама всегда считала, что то, как я расписываю надгробия, – это круто. Она показывала мои эскизы своим клиентам и кураторам. Думаю, она бы оценила такую благодарность ей за все. Хотя нет, – я нахмурилась, – не думаю, а знаю. Она говорила мне, что будет рада, если я сделаю такую же и для нее, когда она покинет нас.

Тем не менее он не дал мне желаемого ответа. Наверное, я добралась до самой глубины души отца. Там, где хранится его ныне покойная жена.

Кажется, он в глубоком раздумье.

– Стоило бы сначала взглянуть на сам эскиз. Ренн тоже наверняка захочет оценить.

– Да без проблем, – говорю я ровным тоном. – Сейчас увидишь. Готова выслушать ваши предложения.

Он коротко кивнул.

– И все?

– Да.

Он встал со своего места. Похлопывает меня по плечу.

– Я тобой горжусь, Эвер. Да ты, оказывается, гораздо сильнее, чем я думал. Ты явно похожа на свою мать.

* * *

Наступила среда, на часах одиннадцать сорок пять утра, и я уже хочу домой.

Я стою возле входа на станцию Монтгомери-стрит, у лестницы, ведущей вниз к поездам.

Это какая-то ошибка. Я не в состоянии вернуться туда. Одна часть меня – та самая, из-за которой меня уже давно надо забрать в психушку, – боится, что я попаду на ту же кровавую сцену, которую оставила позади все эти годы назад. Столько крови было. Столько воплей. Столько полицейской ленты было кругом. И тот поезд прямо смотрел мне в глаза, словно ожидая от меня действий.

Я натыкаюсь на ближайший мусорный бак и выблевываю туда весь свой завтрак. Вытираю рукой лоб, на котором выступил холодный пот. Мимо меня проходит какая-то парочка. Девушка, глядя на меня, прищуривается. Я слышу, как она говорит: «Вроде бы не похожа на бездомную, но их, видимо, теперь стало так много, что трудно точно определить».

Я слишком плохо ориентируюсь в пространстве сейчас, чтобы беспокоиться о мнении окружающих. Я вся дрожу. У меня ничего не получится. Но у меня нет другого выбора.

Бросила взгляд на свои наручные часы. Одиннадцать пятьдесят три. Время для меня не играет никакой роли. Ничто не мешает мне попасть на станцию сию же минуту. Ну или окажусь там в двенадцать тридцать, если уж на то пошло. Но я не хочу выходить за рамки дозволенного. При каждом малейшем изменении возникает угроза.