Дверь отворилась, и в комнату шагнул барон Экарт.
— Доброй ночи, Грон.
— И вам, барон, — отозвался Грон, усаживаясь на кровать. — Чем обязан?
— Хочу сделать вам подарок, — улыбнулся барон, присаживаясь на кровать. — Вы произвели на меня очень сильное впечатление, к тому же я решил, что вы заслуживаете гораздо большего, чем то, что я вам уже предложил.
— Польщен, — скупо улыбнулся Грон и после короткой паузы поинтересовался: — И что же это за подарок?
— Закройте глаза, — мягко приказал барон.
Грон послушно зажмурился. В следующее мгновение его лба коснулись пальцы барона, а затем он потерял сознание…
Когда он очнулся, барона уже не было. Грон осторожно осмотрелся, отругав себя за излишнюю доверчивость. Но в комнате на первый взгляд ничего не изменилось. Какой же подарок имел в виду барон? Он решил осмотреться более тщательно и, резким движением скинув ноги с кровати, пораженно замер. Нога не болела. Совсем. И слушалась идеально. Он лихорадочно вскочил и, торопливо щелкнув огнивом, зажег свечу. После чего поднес ее к своей ноге. Страшные шрамы исчезли. Боль в колене и ступне тоже. Он задрал рубашку. Шрамов на боку и животе не было. Грон нервно хмыкнул и покачал головой. Ну ничего себе…
— А знаешь, — внезапно спросил барон, — почему нас называют жемчужниками?
Грон замер. Похоже, сейчас ему предстояло прикоснуться к еще одной тайне этого мира.
— Нет.
Барон молча расшнуровал ворот и потянул за цепочку, на которой обычно носили оберег Владетеля. Он тоже оказался там, но рядом с ним, оправленный в тонкую серебряную сетку, мягко светился небольшой, размером с жемчужину, шарик. Но жемчужиной он не был…
Грон не отрываясь смотрел, как сквозь серебряную сеточку пробиваются тоненькие, с волос, трепещущие язычки, невидимые большинству людей, но, как он установил еще в своем прошлом мире, различимые для него самого. Как теперь стало ясно, вне зависимости от того, в каком теле он находился…
3
— Четыре, три, удар… щит вверх, два, удар… стоп!
Стоящие шеренгой двенадцать человек замерли, тяжело дыша и сверкая глазами из-под низко надвинутых шлемов. Грон еще несколько мгновений пристально вглядывался в лица бойцов. Хотя лица были не особенно видны — так, узкие полоски между обрезом надвинутого на глаза шлема и верхним краем щита.
— Хорошо, свободны.
Шеренга еще мгновение стояла неподвижно, а затем мечники облегченно выпрямились. На серых от пыли лицах появились улыбки. Послышался шелест мечей, убираемых в ножны, звон доспехов, смешки. Грон развернулся и двинулся в сторону таверны.
В этом лагере на окраине Авенлеба они стояли уже полтора месяца. Две ночи после того боя на берегу Вьюнки их онота провела в лагере на верху склона. Дважды командир насинцев выводил свои войска из лагеря, но так и не решился напасть. Что было вполне объяснимо. Нет, скорее всего, если бы насинцы пошли на решительный штурм, они прорвали бы оборону, но потерять еще тысячу, а то и больше солдат убитыми и невесть сколько ранеными, то есть, по существу, практически половину армии, когда пройдена только треть пути… Поэтому утром третьей ночи дозорные не увидели бивуака насинцев. Сразу после этого Грон также поднял оноту и приказал отступать к Авенлебу. Позиции, идеально приспособленные для того, чтобы сдерживать многократно превосходящего противника, как правило, имеют один важный недостаток — затрудненные условия или вообще полное отсутствие возможностей для маневра. А это означает, что, как только враг появляется с любого другого, кроме одного, наиболее выгодного для обороны направления, все достоинства позиции мгновенно оборачиваются для обороняющихся ее недостатками. Так же было и здесь — стоило насинцам зайти с тыла, как оноту уже ничто бы не спасло.
Перед уходом барон собрал старост окрестных деревень и приказал закопать трупы, к тому моменту начавшие пованивать. Поскольку стороны не договорились о перемирии для сбора трупов, тела погибших так и провалялись на склоне все эти четыре дня. Так закончилась эта битва.