Прекрасный новый мир

– Вот перечень разрушенных или поврежденных колб. – Она указала на первый лист в пачке. – Кодовый номер в первой колонке, следом идентификация по имени.

– Что она означает?

– Фамилии доноров; таким образом легче всего запомнить и идентифицировать определенные линии. Вот, например, Уилсон – Смит: сперма от Уилсона, яйцеклетка от Смит. В других колонках содержатся сведения об отборе, о том, какие свойства были выбраны, и тому подобное. Вместо номеров по общему списку я при обработке использовала для идентификации наименования линий. А на остальных листах – результаты моих попыток найти значимые корреляции; я применяла различные математические методы. Но мне так и не удалось увидеть сколько-нибудь весомой корреляции. Сами названия и то говорят больше.

Блэйлок пробежал глазами напечатанные колонки.

– Что вы имеете в виду?

– Ничего конкретного. Моя собственная глупая, но давняя привычка. Я происхожу из семьи буров[2] и выросла в одной из резерваций для белых, созданных в Южной Африке после революции. Пока мы не эмигрировали сюда, когда мне было одиннадцать лет, я говорила только на африкаанс. Так что у меня имеется эмоциональная связь с теми людьми – вы назвали бы их этнической группой, – среди которых я родилась. Это малочисленная группа, и в этой стране очень редко удается встретить бура. Так вот, когда мне попадается какой-нибудь список имен, я по старой привычке смотрю, нет ли в нем буров. За всю жизнь мне удалось встретить лишь несколько человек, с которыми можно было бы поговорить о давних днях, проведенных за колючей проволокой. Вот что я имела в виду.

– И как это связано со списками?

– В них нет ни одного бура.

Блэйлок пожал плечами и снова сосредоточился на бумагах. Кэтрин Раффин, урожденная Катерина Бекинд, держала перед собой список фамилий и, поджав губы, снова просматривала его.

– Вообще ни одного африканера. Англо-ирландские имена все до одного.

Блэйлок резко вскинул голову.

– Повторите, пожалуйста, – сказал он.

Она была права. Агент дважды внимательно прочел список имен и убедился в том, что в нем были лишь откровенно англосаксонские или ирландские фамилии. В этом, казалось, не было никакого смысла, как, впрочем, и в том факте, открытом тоже Кэтрин Раффин, продолжавшей анализ списка, используя в качестве ключа подход с точки зрения фамилий, что негров в списке тоже не оказалось.

– В этом нет смысла, ровно никакого смысла, – заявил Блэйлок, стиснув пачку листов в руке и сердито потрясая ею в воздухе. – Какая может быть причина для того, чтобы проводить именно такие преднамеренные акции?

– Может быть, вы неправильно ставите вопрос? Что, если вместо того, чтобы спрашивать, почему некоторые имена оказываются в списке устраненных, задать вопрос по-другому: почему в этом списке не появляются другие фамилии. Например, африканеров.

– А они вообще есть в списках доноров оплодотворенных эмбрионов?

– Конечно. И африканеры, и итальянцы, и немцы, и многие другие.

– Да, пожалуй, нужно будет задать этот вопрос, – сказал Блэйлок, снова склоняясь над списками.

Это оказался тот самый вопрос, который требовалось отыскать.

Экстренное совещание руководства Совета по генетическому управлению созвали в одиннадцать часов вечера. Как всегда, Ливермор опоздал. Возле большого мраморного стола поставили дополнительный стул, на который уселся Блэйлок, аккуратной стопкой положив перед собой компьютерные распечатки. Кэтрин Раффин включила диктофон и сразу же объявила дату и время проведения совещания, а Стертевант громко закашлялся, погасил свою безвредную травяную сигарету и тут же закурил новую.

– Этот горящий компост когда-нибудь все же прикончит вас, – сказал Ливермор. Кэтрин Раффин поспешила вмешаться, чтобы не дать начаться традиционной перепалке.

– Это совещание собрали по требованию мистера Блэйлока, представителя Федерального бюро расследований, прибывшего сюда, чтобы разобраться в причинах многочисленных аварий с колбами и очевидном вредительстве. В данный момент он готов сделать сообщение.

– Как раз вовремя, – сказал Ливермор. – И как же, удалось вам узнать, кто же вредитель?

– Да, – бесцветным голосом ответил Блэйлок. – Вы, доктор Ливермор.

– Ну-ну, похоже, мальчик расхвастался. Но вам придется сначала представить какие-нибудь доказательства и только потом пытаться выжать из меня признание.

– Я думаю, что мне удастся это сделать. С тех пор, как началось вредительство, и даже раньше, чем оно было замечено, несчастные случаи происходили с каждой десятой колбой. Этот процент известен под названием десятины, что показательно, так как говорит о состоянии умов и настроений. Он также в десять раз выше, чем в других лабораториях, где количество неудач обычно ограничивается одним процентом. И в качестве следующего доказательства приведу тот факт, что все пострадавшие колбы содержали эмбрионы от доноров ирландского или англосаксонского происхождения.

Ливермор громко фыркнул.

– Довольно несерьезное доказательство. А какое отношение оно имеет ко мне?