Я откинулась назад, чтобы ему легче было добраться до моей шеи.
– Отправлюсь на презентацию постеров в холле прямо в этой майке, не надев ничего сверху.
Он низко и игриво рассмеялся.
– Только попробуй.
– Который час? – спросила я, пытаясь взглянуть на часы у него за спиной.
– Да пофиг.
Его пальцы медленно кружили у меня под грудью. Но тут, перегнувшись через него и случайно сдвинув простыни, я обнаружила нечто поразительное. Что за черт? Это что, татуировка?
– Какого…?
Я запнулась от удивления. Чуть оттолкнув Беннетта, я заглянула ему в глаза, а затем вновь принялась изучать татуировку. Прямо под тазовой костью виднелась чернильная строка – похоже, какая-то французская фраза. Как, черт возьми, я ее не заметила? Я мысленно вернулась ко всем нашим прежним встречам. Мы всегда спешили, или не раздевались до конца, или было темно…
– Это татуировка, – с легким оттенком недоумения сказал Беннетт.
Откинувшись назад, он провел пальцами у меня над пупком.
– Я знаю, что это татуировка, но… что здесь написано?
У мистера Сама Серьезность была татуировка. Образ знакомого мне прежде человека трещал по всем швам.
– Здесь написано «Je ne regrette rien».
Я вскинула на него глаза. Кровь закипела при звуках его голоса, выговаривающего слова с идеальным французским прононсом.
– Что ты сказал?
Он откровенно ухмыльнулся.
– Je ne regrette rien.
Беннетт повторил фразу медленно и отчетливо, подчеркивая каждый звук. Черт, это было самым сексуальным, что я когда-либо слышала. Французский, татуировка и то, что он, совершенно обнаженный, сидел подо мной – я уже готова была взорваться.
– Это ведь песня?
Он кивнул.
– Да, песня.
Тихо рассмеявшись, мой босс добавил:
– Ты можешь подумать, что я жалею о той ночи в Париже, когда, в доску пьяный, в тысячах миль от дома, не имея ни одного друга во всем городе, я решил сделать татуировку. Но нет, я об этом не жалею.
– Повтори, – шепнула я.
Он придвинулся ближе, и я явственно ощутила, как его бедра трутся о мои. Горячее дыхание защекотало мне ухо, и он снова прошептал:
– Je ne regrette rien. Ты поняла?
Я кивнула.
– Скажи что-нибудь еще.
Моя грудь поднималась с каждым неровным вдохом, напрягшиеся соски терлись о хлопковую ткань его майки.
Чуть нагнувшись, он поцеловал меня в ухо и сказал:
– Je suis `a toi[2]
.Он произнес это сдавленно и сипло, а затем приподнял меня – и я прекратила наши мучения, со стоном опустившись на него и вновь наслаждаясь тем, как глубоко он в меня входит. Беннетт шепотом повторял одно и то же односложное ругательство, глядя на меня снизу вверх. Вместо того чтобы положить руки мне на бедра, он сжал майку у меня на боках.
Все получалось у нас так просто и естественно, но отчего-то чувство внутренней неловкости не проходило. Решив не думать об этом, я сосредоточилась на тихих стонах, с которыми он выдыхал мне в рот. И на том, как он внезапно сел и принялся посасывать мою грудь под майкой, и сквозь мокрую ткань начало просвечивать розовое. Я растворилась в настойчивом скольжении его пальцев по животу и бедрам, в том, как он, приближаясь к финалу, прижался лбом к моему плечу. Растворилась в толчках его бедер подо мной, когда он стал двигаться быстрее и резче, встречая мои движения.
Перевернув меня, Беннетт прижал руку к моей груди и замер.
– Твое сердце бьется так сильно. Скажи мне, как тебе хорошо!
Я инстинктивно расслабилась, глядя снизу вверх на его насмешливую улыбку. Неужели он понял, что надо напомнить мне о том Беннетте Райане, которым он был меньше суток назад?
– Ты опять лезешь с разговорами. Замолчи.
Он улыбнулся шире.
– Тебе нравится, когда я говорю. А особенно нравится, когда при этом мой член внутри тебя.
Я закатила глаза.
– И что же навело тебя на эту мысль? Мои оргазмы? То, что я прошу об этом? Да ты просто Шерлок Холмс.
Подмигнув, он закинул мою ногу себе на плечо и поцеловал внутреннюю сторону лодыжки.
– Ты всегда был таким? – спросила я, безуспешно дергая его за бедра.
Я бы скорее умерла, чем призналась вслух, но мне хотелось, чтобы он начал двигаться. Когда он останавливался, у меня все ныло от желания, и я ощущала неполноту. А когда двигался, я просто мечтала, чтобы время остановилось.
– Мне жаль тех женщин, которые усыпали твой путь своими несбывшимися амбициями.
Беннетт покачал головой и улегся на меня, опираясь на руки. Слава богу, он начал двигаться, раскачивая бедрами и глубоко проникая в меня. Я закрыла глаза. Он попадал в одну идеальную точку – снова, и снова, и снова.
– Посмотри на меня, – шепнул он.
Открыв глаза, я увидела, как капли пота выступают у него на лбу, рот жадно приоткрывается, а взгляд скользит по моим губам. При движении у него на плечах вздувались мышцы, а тело блестело от пота. Я смотрела, как он входит и выходит из меня. Не помню, что именно произнесла, когда Беннетт вышел почти целиком, а потом с силой загнал член обратно – что-то тихое, бранное и напрочь забытое, когда он начал трахать меня мощными толчками.
– От тебя у меня крыша едет. Ты так реагируешь на меня, что я ощущаю себя богом секса. Неужели ты этого не видишь?