Прелестные создания

Скоро, однако, мы привыкли к новому дому. В самом деле, спустя какое-то время наш прежний лондонский дом стал нам казаться чересчур большим. Из-за высоких потолков и огромных окон его трудно было отапливать, а его размеры намного превышали те, что в действительности требуются человеку. Коттедж Морли был «женским» домом, не превышая своим размером наши вполне скромные ожидания. Конечно, у нас там никогда не проживал мужчина, а потому нам легко было так рассуждать, но я уверена, что мужчине нашего положения в обществе было бы в нем неудобно. Так, Джон, приезжая к нам с визитом, всегда ударялся головой о балки, спотыкался о неровные порожки, пригибал голову, чтобы выглянуть в низкие окна, и пошатывался на крутых ступеньках. Только очаг в кухне был больше нашего камина в Блумсбери.

Привыкли мы и к маленькому кругу знакомств в Лайме. Это уединенное место — ближайшим сколько-нибудь значительным городком оказался Эксетер, в двадцати пяти милях к западу. В результате жители Лайма, хоть и стараются соответствовать всем модным веяниям, эксцентричны и непредсказуемы. Они могут быть весьма ограниченными, но при этом и вполне терпимыми людьми. Неудивительно, что в городе существует несколько нонконформистских сект. Конечно, главный храм Святого Михаила, как и прежде, принадлежит англиканской церкви, но существуют и другие церквушки, служащие тем, кто оспаривает традиционную доктрину: методистам, баптистам, квакерам, конгрегационалистам.

В Лайме я нашла себе нескольких новых подруг, но меня больше привлекал своеобразный дух этого городка, нежели конкретные люди, то есть до той поры, пока я не свела знакомство с Мэри Эннинг. Для местных жителей мы, сестры Филпот, поначалу казались избалованными столичными девицами, на которых следует взирать с некоторой подозрительностью, но и с долей снисхождения. Мы не были хорошо обеспечены — 150 фунтов в год не сулили нам роскошных удовольствий, — но, конечно, мы лучше сводили концы с концами, чем многие в Лайме, а наше происхождение — из адвокатской семьи — вызывало к нам определенное уважение. То, что вся наша троица обходилась без мужчин, я уверена, дарило окружающим немало веселья, но, по крайней мере, они ухмылялись у нас за спиной, а не в лицо.

Хотя коттедж Морли был ничем не примечателен, из него открывались поистине изумительные виды на залив Лайм и на гряду холмов вдоль восточного побережья, увенчанную самой высокой вершиной Голден-Кэп[1] и кончающуюся островом Портленд, который таился в море, словно крокодил, высунувший из воды лишь свою длинную плоскую голову. Я часто вставала рано и садилась с чашкой чая у окна, глядя, как поднимается солнце, заливая своими золотыми лучами верхушку холма и оправдывая его название, и этот открывающийся передо мной вид смягчал ту рану, которую я продолжала ощущать из-за переезда в такую провинциальную дыру, каким мне казался городок, столь далекий от суетливого, оживленного Лондона. Когда солнце освещало холмы, я чувствовала, что могу принять свою нынешнюю судьбу. Однако когда было пасмурно, шел дождь или просто поднимался туман, я впадала в отчаяние.

Вскоре после того, как мы поселились в коттедже Морли, мне стало казаться, что поиски окаменелостей могут скрасить мой досуг и даже сделаться моей страстью. Потому что мне хотелось придать своей жизни смысл: мне было двадцать пять лет, я вряд ли когда-либо могла выйти замуж, а потому мне требовалось личное страстное увлечение, чтобы было чем заполнить свои дни. Иногда быть леди крайне утомительно.

Мои сестры уже заняли свои позиции. Луиза на четвереньках ползала по саду на Сильвер-стрит, выпалывая гортензии, которые она считала вульгарными. Маргарет тешила себя танцами в Курзале Лайма. Порой она просила нас с Луизой сопровождать ее, но вскоре нашла себе более молодых компаньонок. Ничто так не отваживает потенциальных поклонников, как маячащие на заднем плане старые девы-сестрицы, которые отпускают сухие замечания, прикрываясь перчатками. Маргарет только что исполнилось девятнадцать, и она по-прежнему питала большие надежды, хотя все же сетовала на провинциальность и репертуара танцев, и нарядов.

Что касается меня, то мне потребовалась только находка золотистого аммонита, блестевшего на пляже между Лаймом и Чармутом, чтобы я уступила трепетному соблазну новых поисков. Я начала ходить на пляж все чаще и чаще, хотя в то время мало кто из женщин интересовался окаменелостями. Это считалось не женским делом — руки марать! Я не возражала. Не было никого на всем белом свете, кого я хотела бы впечатлить своей женственностью.