Прелестные создания

«В среду вечером Мэри Эннинг, известная искательница окаменелостей, чьими трудами пополнены Британский и Бристольский музеи, а также частные коллекции многих геологов, нашла к востоку от города, непосредственно под знаменитым утесом Блэк-Вен, некие останки, которые были извлечены в течение следующего дня, чтобы подвергнуться изучению, результат которого состоит в том, что этот образец представляется во многих отношениях отличным от любых других, найденных в Лайме, как от ихтиозавра, так и от плезиозавра, и близок к современным черепахам. Полная остеология образца еще не выявлена удовлетворительным образом.

Выдающимся геологам предстоит решить, под каким термином эта тварь получит известность. Когда кости будут полностью освобождены от камня, об этом проинформируют великого Кювье, но, вероятно, вновь найденный образец получит наименование в Оксфорде или Лондоне, после того как будет представлен точный отчет. Нет сомнения в том, что директоры Бристольского и Британского музеев пожелают обладать этим реликтом „великого Геркуланума“».

Наконец-то Мэри его нашла. Она добыла нового монстра, о существовании которого строила догадки вместе с Уильямом Баклендом, а мне пришлось узнать о ее открытии из газеты, как будто я была неизвестно кто и не имела никаких особых прав. Даже в редакции газеты «Вестерн флаинг пост» узнали об этом раньше меня.

В городишке размером с Лайм-Реджис трудно порывать с кем-то отношения. Впервые я узнала об этом, когда мы, сестры Филпот, прекратили знакомство с лордом Хенли: после этого мы сталкивались с ним повсюду, так что попытки уклониться от него на Брод-стрит, на тропинке к реке или в церкви Святого Михаила стали чуть ли не нашей повседневной заботой. Мы многие годы давали горожанам пищу для сплетен, и хотя бы за это им следовало бы нас благодарить.

Разрыв с Мэри был гораздо более болезненным, потому что у нас с ней была сердечная близость. Почти сразу же после нашей стычки у церкви я пожалела о своих словах, о том, что не предоставила ей самой возможность узнать от полковника Бёрча о той вдове, на которой он собирался жениться. Никогда не забуду, какое отчаяние отобразилось на ее лице. С другой стороны, ее заявления насчет моей ревности, моих сестер и моей окаменевшей рыбы язвили меня, как незаживающие раны от ударов кнутом.

Но я была слишком горда, чтобы пойти и извиниться, да и она, думаю, тоже. Мне очень хотелось, чтобы в гостиную вошла Бесси с брезгливой своей гримасой и объявила, что ко мне явилась посетительница. Но этого не происходило, а когда время для такого повторного сближения миновало, возобновить наши прежние отношения стало невозможно.

Нелегко расставаться с близкими людьми, даже если они сказали тебе нечто непростительное. По меньшей мере год мне было тяжкой мукой видеть ее — на берегу, на Брод-стрит или возле Кобба. Я стала избегать Кокмойл-сквер, пробираясь закоулками к церкви Святого Михаила, а оттуда по тропинке выходя на пляж. Перестала ходить к Блэк-Вену, где обычно охотилась Мэри, и вместо этого шла в противоположном направлении, мимо Кобба, на взморье Монмут. Там было не очень-то много останков окаменелой рыбы, потому я и собирала меньше, но зато с меньшей вероятностью могла столкнуться с нею.

Мне, однако же, было одиноко. Долгие годы мы с Мэри проводили очень много времени за совместной охотой. В иные дни мы часами не обменивались ни словом, но то, что она, нагнувшаяся над землей, находилась рядом, неизменно меня ободряло. Теперь же, оглядываясь вокруг, я не переставала удивляться, обнаруживая, что на безлюдном взморье совершенно никого нет, кроме меня. Такое одиночество вызывало меланхоличную жалость к себе, которой я не терпела, и, чтобы вывести себя из этого состояния, я отпускала колкие замечания. Маргарет начала жаловаться, что я стала язвительнее, а Бесси, когда я бывала с ней резка, угрожала взять расчет.

Но не только на пляже недоставало мне Мэри. Я также жаждала ее общества и за нашим обеденным столом, чтобы распаковывать при ней свою корзину и хвастаться тем, что я нашла. Теперь это было возможно лишь в тех редких случаях, когда рядом были Генри де ла Беш, Уильям Бакленд или доктор Карпентер — или же когда кто-нибудь приходил посмотреть на мою коллекцию и при этом высказывал интересное замечание, а не просто делал из вежливости уступку причудам старой девы, помешанной на допотопных тварях. Однако я чувствовала, что без знаний Мэри и ее поддержки мои собственные исследования обесцениваются.