Прелюдии и фантазии

В любом случае, он просил, чтобы Вы написали подробнее, над чем работали в тот день, когда купили его, и все последующие дни, когда он был у Вас — вплоть до отправки.

Если этот итальяшка (я не называл его так, Вам послышалось) прав, мы можем узнать много нового — как о природе музыки, так и о свойствах растений. В частности, станет понятно, почему мы с Вами так любим ботанику — ведь если растения слышат нас…

Я не осмеливаюсь продолжить. Всё это выглядит слишком странно, чтобы относиться к этому всерьёз. Тем не менее, я прошу Вас припомнить обстоятельства, связанные с этой покупкой. Если можно, не тяните с ответом, жду с нетерпением.

Искренне Ваш, Георг Филипп Телеман

Гендель — Телеманну, 14 мая 1736 г.

Милостивый государь!

Многие полагают, что эта зима принесёт мне одни убытки, но это не пугает меня. Куда хуже, просто чертовски неприятно, когда вместо того, чтобы стараться помочь друг другу, нам, музыкантам, приходится воевать, используя недостойные средства — на потребу самой невзыскательной части публики. Вместе мы могли бы спокойно работать, порознь мы и в самом деле создаём друг другу проблемы. Я имею в виду театр «Наутагке!» — у них Фаринелли (к которому, увы, публика уже не столь благосклонна, как ранее), Мериги — голос её не имеет силы, но она — отличная актриса. Единственная ценность, которой они могут похвастаться — Кименти с хорошим голосом.

Зато у меня есть Страда и, как Вам наверняка уже известно, недавно я нанял Джицциелло — отличный сопранист, при том обладает хорошими актёрскими способностями. И голос, и манера исполнения его вполне соответствуют моим ожиданиям.

Позавчера на премьере «Аталанты» присутствовала королева в сопровождении принцесс и юного герцога Камберлэндского. Когда я появился в оркестре, публика устроила такую овацию, что стало совершенно ясно: все эти разговоры и пересуды о том, что оперное дело обречено на провал — полный пшик. Говорят, что из двух наших оперных театров ни один не пользуется должным успехом, но я вижу, что жители Лондона готовы платить, и успех (в том числе — финансовый) зависит только от нас — музыкантов.

Ах, милый Телеманн, как я хотел бы избегнуть этой мышиной возни и заняться, наконец, делом — без оглядки на соседей и кровожадные настроения публики. Сочиняя новую оперу, часто приходится мыслить экономически — я должен дать публике то, чего не могут дать конкуренты. А мне хотелось бы работать и получать удовлетворение от самого процесса, ведь я уже не в том возрасте, чтобы так бездарно тратить время. Боюсь, мне часто приходится сожалеть о качестве моей работы, которым я жертвую в пользу прочих соображений, которые не имеют никакого отношения к музыке.

Впрочем — грех жаловаться… Меня здесь любят, мне верят. Помимо оперы есть и другая музыка, и как бы ни шли мои финансовые дела, я продолжаю писать то, что доставляет мне наслаждение. Тут я, по крайней мере, не обязан думать ни о чём, кроме самой музыки.

Кстати говоря, Ваш вопрос об обстоятельствах приобретения Astrophytum прямо связан с одним из таких подарков, который г-н Гендель, всеми признанный царь гармонии, соизволил преподнести самому себе — в тот самый день, когда отправился за Вашими покупками.

А произошло буквально следующее: вечером того же дня я сел писать интермедию к «Празднеству Александра», и довольно скоро написал сочинение в трёх частях. Вначале я думал, что это будет концерт для органа: как Вам хорошо известно, я предпочитаю самолично играть интермедии и пишу их для собственного исполнения и, разумеется, для того инструмента, которым владею лучше всего. Однако в этот раз я, к собственному удивлению, написал сольную партию для арфы. Скажу сразу, что этот милый (увы — слишком капризный) инструмент знаю не слишком хорошо, и, записывая музыку, не представлял, кто сумеет это исполнить (и только во время подготовки концерта нашёл, наконец, хорошую арфистку — ею оказалась миссис Кайч, супруга моего гобоиста Йозефа Кайча).

Тем не менее, завершив эту вещицу, я остался ею доволен: она весьма отличается от прочих моих концертов, Вы бы сразу заметили, что в ней присутствует сильное женское начало, и арфа как нельзя лучше способна передать настроение. Я проиграл её один раз на клавесине и отложил до завтра. После этого отправился ужинать, а когда вернулся, что-то заставило меня вернуться к инструменту и сыграть её снова.

Наутро, едва открыв глаза, я бросился к инструменту и принялся наигрывать отдельные пассажи, которые мне показались особенно трогательными. Признаюсь, меня трудно разжалобить, а уж музыканты, которые норовят вышибить слезу у слушателя во время исполнения, меня попросту бесят. Дорогой Телеман, я плакал, как ребёнок, играя этот концерт самому себе, плакал навзрыд, и не мог унять слёзы.

Хорошо ещё, что никого не оказалось поблизости: представляю себе эту картину — немолодой дородный композитор, гроза нерадивых оркестрантов, то правым, то левым рукавом вытирающий слёзы умиления, приличествующие ребёнку.