Прелюдия беды. Мрак под солнцем. Четвертая и пятая книги (СИ)

Вместо двери — была занавесь из пластиковых разноцветных трубочках на нитках — опасная вещь, тихо не войдешь и что внутри — не видно. Разведя руками красно-синий водопад, Тарик шагнул вперед и оказался в помещении с низким потолком, освещенном одной-единственной лампой без абажура, отбрасывающей на стену резкие, контрастные тени. Помещение было перегорожено деревянной перегородкой по пояс человеку, за перегородкой — сидел носатый, бородатый и длинноволосый пожилой человек с мудрыми глазами никем не признанного пророка. Перед ним были орудия его труда — удобно установленная колодка, молоток, лампа на гибком шнуре…

— Саламат бауш — поздоровался с сапожником на фарси Тарик, желая ему доброго здоровья.

— Альхамидулилла — ответил сапожник на том же языке.

— Я заказывал хорошие, прочные ботинки — сказал Тарик.

— На чье имя заказ?

— На имя доктора Хамада… — Тарик подал невзрачную записку, написанную на фарси дешевой шариковой ручкой.

В этой записке и в самом деле было написано про сапоги — дата принятия заказа, размеры, стоимость. Даже если бы Тарика остановили, обыскали и нашли эту записку — он разыграл бы недоумение, а потом вспомнил бы, что заказывал сапоги. Даже если бы стражи нашли это место — они нашли бы здесь только сапожника, тачающего обувь для небогатых покупателей, честного и туповатого. Только человек с очень богатой фантазией заподозрил бы в этой записке двойное дно, и, что парадоксально — оказался бы прав. На самом же деле — запись о сапогах означала расписку одного из агентов мировой нелегальной финансовой сети Хавала, которая в Пакистане звалась хидж. Где-то в Пешаваре или Карачи скромный торговец драгоценностями на базаре или мясник или такой же сапожник — принял от неприметного человека пакет, туго стянутый скотчем. Или банковскую карточку. И выдал эту записку, понятную лишь посвященным. Удивительно, но Хавала порой даже не брала деньги за перевод: хаваладар зарабатывал на разницу курсов валют, в свою, естественно пользу. Хавалой пользовались все, Хавала была везде — даже в толерантной Европе и совсем не толерантной к терроризму Америке — можно было найти такие неприметные лавки, из которых выходят люди. Так — делались переводы на родину, пожертвования на джихад и многие другие вещи. Так текла невидимая денежная рекам, невидимая, но могучая…

Сапожник со вздохом встал, ушел в зады лавки, загремел там чем-то. Потом — вынес и с гордостью поставил перед клиентом пару примитивных, но крепких ботинок западного образца.

— Но как? — удивился Тарик — вы даже…

— Тридцать лет опыта, молодой человек — сказал сапожник — примерьте.

Поставив ногу на специальную приставку у стены, даже заботливо наклоненную — Тарик надел ботинок на левую ногу, зашнуровал. Ботинок сидел идеально…

— Немного жмет…

— Это не страшно. Натуральная кожа, разносится скоро. Аллах свидетель…

Тарик снял ботинок.

— Вас не затруднит положить в коробку… Мне долго их нести.

— Да, конечно. Конечно…

Взяв ботинки — сапожник снова скрылся за своими шкафами — и через несколько минут вынес коробку, перевязанную лентой. Тарик отогнул край — в коробке, пачка к пачке лежали иранские реалы, крупные купюры…

— Хвала Аллаху…

— Да, хвала Аллаху… — сказал сапожник — можете выйти сзади, там тихо.

— Не стоит…

Мотоцикл стоял на месте — его никто не украл.

Неладное — Тарик заметил сразу. Он медленно ехал по улице — идущей мимо своего постоялого двора — и увидел стоящий у тротуара темного цвета Парс с затененными, играющими бликами рекламы окнами и лишней антенной сзади по центру.

Не увеличивая скорость, Тарик равнодушно проехал мимо своего временного пристанища, направляясь на восток — еще один мотоциклист, один из многих в транспортном потоке. Он не знал и не хотел знать, что произошло — кто-то из бдительных соседей стуканул стражам или сам хозяин комнат решил немного подзаработать — а может быть, просто что-то произошло рядом и это не имеет к нему никакого отношения. Как бы то ни было — сюда он уже никогда не вернется…

Бросив мотоцикл и накрыв его мешковиной — Тарик тронулся в путь к точке контакта, до которой было чуть больше километра пешком. Для него, офицера пакистанской армии, привыкшего к долгим переходам в горной местности — не расстояние. Ориентиром для него — служили огни Мешхеда и линия ЛЭП, по которой в город подавалось электричество. До ближайшей проезжей дороги было несколько километров…

Он шел параллельно проводам ЛЭП, шел быстро, отмахивая рукой темп. Зарево огней тлело за спиной, становясь все более тусклым — Мешхед никогда не спал. За спиной был город, впереди — Эльбрус. Единственно, что попадалось ему по пути — это остовы автомобилей, угнанных ради запчастей, разобранных и брошенных в пустыне. Иногда — в этих железных гробах устраивали любовные гнездышки влюбленные парочки, у которых не нашлось другого места: за внебрачную связь в этой дикой стране могли публично забить камнями. Поэтому — Тарик мельком заглядывал в каждую машину, чтобы убедиться, что там никого нет.